Человек против мифов - [87]

Шрифт
Интервал

Этот довод поражает своей наивностью, ибо молчаливо допускает, что единственными мотивами, способными побуждать к производству, являются мотивы, побуждающие капиталистов производить товары. Разумеется, для всех капиталистов характерно, что их всегда интересует не производство само по себе, а производство как средство извлечения прибыли. Отнимите возможность извлекать прибыли, и для капиталистов производство товаров потеряет всякий смысл. Это не какая-то врожденная слепота, которой страдают капиталисты, эта слепота есть следствие их социальной роли. Если хотите, это их особый вид профессионального заболевания.

Во всяком случае, одним из главных эпитетов капиталистической апологетики стало представление о том, что только ради владения производственными товарами люди их не будут производить. Считается, что должен быть еще какой-то дополнительный стимул – немедленная или будущая прибыль, надежда подняться по социальной лестнице, приманка славы. Все это могучие и властные стимулы, наводящие на мысль о труде в поте лица от зари до зари, о вершине общественного признания, к которой с радостью бросается развалина, слишком истощенная, чтобы пользоваться наградой. Наоборот, полная занятость и тридцатичасовая рабочая неделя наводят на мысли о жизни, удобной и легкой, когда рабочий с прохладцей что-то делает в течение тридцати часов в неделю, а остальные сто тридцать восемь часов слоняется или спит. Такая жизнь (о которой все втайне мечтают) вполне может быть оправданна с точки зрения разума, но нравы пока еще против нее и будут, я думаю, против нее до тех пор, пока манипуляторы нравами будут заинтересованы в пятидесяти- или шестидесятичасовой рабочей неделе.

Мнимый конфликт между обеспеченностью и стимулом исчезает, как только мы осознаем, что обеспеченность сама является стимулом. Социальная обеспеченность есть защита от всего, что может угрожать вашему экономическому положению, вашим видам на счастье. Обеспеченность есть знание, что вы сполна получаете долю всего произведенного вами, что вы трудитесь сегодня, не боясь потерять работу завтра, что ваши семейные и дружеские узы не будут порваны, что в старости вас не ожидают бедность и унижение. Все это служит могучим стимулом; по сути дела, этого люди в конечном счете и хотят, если у них здравые желания. Именно такие цели дают человеку заряд бодрости и наполняют смыслом всегда напряженный, а иногда и неприятный труд. Эти факты почти величественны в своей человечности. Отвлечемся, однако, от высоких материй и спросим: если обеспеченность не стимул, то что побуждает покупать страховой полис?

Кроме того, обеспеченность не есть некое раз и навсегда достигнутое состояние, не требующее от нас никаких дальнейших забот. Напротив, обеспеченность должна постоянно поддерживаться объединенными усилиями всего общества. Если сколько-нибудь заметное число людей уклонится от этой задачи, от обеспеченности не останется следа. Это верно даже в жизни отдельных людей. Возьмем хотя бы двух наших ученых апологетов. Можно сказать, что по всем разумным меркам они обеспеченны, насколько такое возможно в современном мире. Какую форму принимает эта обеспеченность? Форму договора об окладе; такой договор может быть расторгнут. Чтобы продлить свою обеспеченность, апологеты должны продлить договор. Чтобы продлить договор, они должны и впредь оказывать услуги (и какие услуги!), обусловленные договором. Если они перестанут оказывать услуги, действие договора прекратится, а если оно прекратится, то кончится и обеспеченность (или они должны будут искать ее в другом месте). Так что обеспеченность в настоящем и будущем явно один из стимулов их работы.

Если обеспеченность сама по себе является стимулом и если она есть состояние, которое надо продлевать, то, следовательно, вполне мыслима работа ради достижения обеспеченности, а потом работа ради ее поддержания. Но если это так, то обеспеченность не обязательно несовместима со стимулом и, значит, она не может служить причиной всеобщего безделья. Полная занятость и тридцатичасовая рабочая неделя как цели способны скорее побудить к труду, чем безделью. Такие цели, поскольку к ним может стремиться огромное множество людей, пожалуй, могущественней и универсальней в качестве стимулов, чем маловероятная перспектива "пробить себе путь наверх".

Поэтому удивительно, как вообще могла возникнуть мысль о том, что обеспеченность порождает праздность. Отчасти эта идея – чистая выдумка, но есть одно социальное явление, в какой-то мере с ней перекликающееся. Если мы зададимся вопросом, в какой части нашего общества обеспеченность и праздность идут рука об руку, то ответом будет: в нетрудовом классе. Члены этого класса вложили достаточно денег в различные коммерческие предприятия, что позволяет им безбедно, а может быть, роскошно жить на проценты. Этот доход по определению нетрудовой, т.е. ради него его получатели могут не ударить палец о палец. Их обеспеченность совершенно гармонирует с их праздностью. Для полной гармонии, однако, нужно, чтобы праздными были и остальные люди, которые вынуждены работать частично для поддержания своего собственного существования, а частично для того, чтобы рантье могли стричь купоны.


Рекомендуем почитать
Гуманитарная наука в России и перелом 1917 года. Экзистенциальное измерение

В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.


Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.


Метафизика Достоевского

В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».


Философия оптимизма

Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.


Проблемы социологии знания

Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.


История западной философии. Том 2

«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.