Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини - [29]

Гарри никогда не стеснялся рекламировать себя, и газетчики, не любившие этого, не давали ему места. Дэй поправил дело, расхваливая сверхчеловеческие способности своего американского клиента, чьи подвиги граничат со сверхъестественным. Это помогло привлечь внимание печати. Гарри вырезал и собирал заметки, снова и снова перечитывал их и верил каждому слову. К концу лета Гудини дал мистеру Дундасу Слэйтеру возобновление контракта на декабрь и совершил свою первую поездку на Континент. В конце сентября дирекция Центрального дрезденского театра пыталась сделать так, чтобы берлинский «Винтергартен» передал им молодого американца на следующий месяц, но знаменитый эстрадный театр ответил отказом. Он нуждался в Гудини, номер которого пользовался огромным успехом.

Приехав в Германию, Гарри не прогадал. Дома Мамаша Вейсс говорила на красивом идише, Рабби Вейсс чудесно владел немецким и заставил детей выучить его. Поэтому, когда Гарри вышел из-за кулис перед своей первой аудиторией в Дрездене, он приветствовал зрителей на хорошем немецком, и публика его приняла. А когда он пришел в Винтергартен», билеты уже были проданы на неделю вперед.

Много было написано о работе Гудини и о ее смысле— о потаенном желании каждого человека сбросить узы лишений, бедности и обременительной нужды. Возможно, нигде этот яркий призыв к освобождению не воспринимался так, как в кайзеровской Германии, где существовали только две вещи — запрет и принуждение. Когда Гарри Гудини, американец, выходящий из тюрем, непринужденно вылезал из ящика, победоносно держа над головой кандалы и наручники, в которые он был закован несколько минут назад, публика взрывалась овациями.

13 Под водой

Если немецкий народ признал и полюбил его, полицейские чиновники и газетные издатели испытывали совсем иные чувства. Гудини с самого начала пришлось схлестнуться с ними. Он приехал в Германию после того, как приобрел славу в Англии, и это вызвало подозрения у людей, готовившихся к захватнической войне. То, что он был американцем, ему прощали. Но ведь он был еще и евреем.

Гарри нужен был помощник для контактов со зрительным залом и добровольцами из публики, равно как и для организации демонстраций в полиции и редакциях. В Германии он нашел такого человека — отставного австрийского офицера Франца Куколя.

Куколь происходил из знатного рода, был высок ростом, кончики усов его лихо загибались кверху, как у кайзера. Он умел не только застращать мелкого чиновника, но и расшаркаться, если надо — такая у него была многогранная натура. Другими словами, это была загадочная личность, «джентльмен», в роду у которого были и циркачи. Он любил шоу-бизнес, был образован, умел играть на пианино, обеспечивая аккомпанемент, необходимый для номера. Кроме того, он знал, как подкатиться к немецким полицейским и издателям. Куколь стал ассистентом Гудини в первые же неспокойные месяцы й оставался с Гарри долгие годы.

Сознавая, что его популярность зависит от рекламы, в Дрездене Гарри первым делом попытался поставить номер, по сравнению с которым работа других артистов, занимающихся наручниками, воспринималась бы как топорная кустарщина. В детстве, купаясь в Ист-Ривере, он всегда дольше всех просиживал под водой. Почему бы не прыгнуть в реку в крепких оковах, чтобы вынырнуть свободным и раз и навсегда потрясти публику?

Когда Гудини попросил разрешения прыгнуть с моста, полиция ответила, что выходки подобного рода запрещены. Однако Куколь снискал расположение высокого должностного лица из тайной полиции, предшественницы Гестапо. Человек этот, по сути дела, заправлял всей немецкой полицией. Чиновник заявил, что Гудини может осуществить свой публичный прыжок. Арестовывать его за это никто не имеет права.

И вот Гарри обвешали наручниками, кандалами и цепями. Он погрузился в воду и оставался там до тех пор, пока толпа наблюдателей не сочла его утопленником. И тут он вынырнул, отбрасывая с глаз длинные волосы и вытряхивая воду из ушей, чтобы слышать приветствия собравшихся. Когда он выбрался на берег, полицейский, в чьи обязанности входило, не пускать гуляющую публику на газоны, тотчас же задержал артиста и отвел его в полицейский участок, где Гарри оштрафовали на пятьдесят центов по обвинению в ходьбе по газонам.

Герр Густав Каммезетцер, директор Центрального театра, не знал, что делать, и впадал то в восторг, то в смятение. Он восхищался этим тщедушным, но выносливым американцем, этой курицей, несущей золотые яйца, и прославившимся своим прыжком на всю Германию. Смятение же объяснялось тем, что ради рекламы он нарушил священные законы Рейха, пусть даже нарушение это было таким пустячным, что приравнивалось к хождению по газонам!

Прыжок в реку с целью освобождения от оков под водой не карается ни законами страны, ни земельными уложениями, ни городскими установлениями, и все же Гарри испытывал смутную тревогу. А ведь это было только начало. При помощи Гарри Дэя, дергающего за нужные ниточки, и Франца Куколя, тоже исподволь делавшего свое дело, Гудини исполнял номера, которые германские газеты не могли обходить молчанием.