Человек-подушка - [6]
Тупольски. Я понял.
Катурян. Такой прием.
Тупольски. Я понял, что это прием.
Катурян. Это были дети, за которыми он придет потом.
Тупольски. Дети, за которыми он придет потом?
Катурян. Это были дети, за которыми потом придет Дудочник в пестрых одеждах. А так он начал. Мои идея заключается в том, что он приманил крыс. Он приманил крыс. И он знал, что люди не заплатят ему. Это были те дети, за которыми он придет потом.
Тупольски. (Кивает головой. Пауза.) О, кстати, хорошо, что напомнили.
Тупольски идет в подсобную комнату, где видна картотека, приносит металлическую коробку из-под бисквитного печенья, садится на то же место, ставит коробку на стол на равном удалении от себя и Катуряна.
Катурян. Что? А, «хорошо, что напомнили». Когда никто ни о чем вам не напоминал.
Тупольски внимательно смотрит на него.
Что в этой коробке?
Раздаются жуткие крики где-то в дальних комнатах. Катурян встает. Заметно, что он очень взволнован.
Это мой брат.
Тупольски. (прислушиваясь) Да, похоже на то.
Катурян. Что он с ним делает?
Тупольски. Наверное, что-то ужасное. Я не знаю. А что?
Катурян. Вы же сказали, что вы с ним ничего не сделаете.
Тупольски. А я с ним ничего и не делаю.
Катурян. Вы сказали, что все будет в порядке. Вы дали слово.
Крики стихают.
Тупольски. Катурян. Я высокопоставленный полицейский чиновник в тоталитарном диктаторском государстве. Неужели вы думаете, что слово, данное вам, может что-либо значить?
Входит Ариэль, перевязывая окровавленную руку белым платком.
Катурян. Что вы сделали с моим братом?
Ариэль жестом подзывает Тупольски к себе. Они говорят о чем-то шепотом в углу, затем садятся.
Что вы сделали с моим братом? Я, кажется, спросил вас.
Тупольски. Ты гляди, Ариэль. Теперь Катурян задает нам вопросы. Первый вопрос был: «Что в коробке?», когда ты пытал инвалида. А теперь Катурян интересуется, что мы сделали с его братом.
Катурян. Да по херу эту коробку! Что вы сделали с моим братом?
Тупольски. Понимаете, у Ариэля было трудное детство, и теперь он отыгрывается на отморозках, которые попадают к нам в лапы. Это в сущности крайне скверно, если задуматься.
Катурян. Что вы с ним сделали?
Ариэль. Знаешь, обычно я таким истеричкам, как ты, которые повышают на меня голос, даю сразу по роже, но сегодня тебе повезло. Я только что сделал это с твоим братом-идиотом и теперь у меня очень болит рука. Считай, что я тебя простил, но это первое и последнее мое прощение.
Катурян. Я хочу видеть брата. Прямо сейчас.
Тупольски. Неужели ты хочешь раскроить ему морду, Ариэль? Ты что? Ты разве не боишься, что это расценят как превышение полномочий? Не надо, Ариэль, одумайся!
Ариэль. Очень болит рука.
Тупольски. Подумай хотя бы о своей руке!
Ариэль. Да, очень болит.
Тупольски. Сколько раз мне тебе говорить! Дубинкой надо или что потяжелее. А ты голыми руками… Да еще инвалида! Это вряд ли пойдет ему на пользу.
Катурян. Он же как ребенок.
Ариэль. Сейчас я немного отдохну, но чуть позже вернусь к нему. Мне хочется взять что-нибудь остренькое, вонзить в него и провернуть.
Тупольски. Вот это точно назовут превышением полномочий.
Катурян. Я хочу видеть моего брата. Прямо сейчас!
Тупольски. А куда вы дели третьего ребенка?
Катурян. Чего? (Пауза.) Какого третьего?
Ариэль. Ну смотри, ты и твой брат. Вы же неразлучны, ты и твой брат?
Катурян. Михал – это все, что у меня есть.
Ариэль. Ты и твой чокнутый брат.
Катурян. Он не чокнутый.
Тупольски. «Писатель и его чокнутый брат». Как вам такой рассказик, а, Катурян?
Катурян. (со слезами на глазах) Он же как ребенок.
Тупольски. Нет, он не ребенок. А знаете, кто был ребенком? Андреа Йовакович была ребенком. Вспоминаете, кто это?
Катурян. (пауза, садится) Помню из газет.
Тупольски. Из газет помните… И что еще вы помните из газет?
Катурян. Девочку нашли мертвой на пустоши.
Тупольски. Да, девочку нашли на пустоши. А вы знаете, как она умерла?
Катурян. Нет.
Тупольски. Почему же вы не знаете, как она умерла?
Катурян. В газетах про это ничего не написано.
Тупольски. В газетах про это ничего не написано. А, может быть, вы вспомните, кто такой Аарон Голдберг?
Катурян. Слышал тоже из газет.
Тупольски. Понятно. Мальчика нашли в куче мусора рядом с еврейским кварталом. Знаете, как он умер?
Катурян. Нет.
Тупольски. Не знаете, ведь в газетах про это ничего не написано. В газетах вообще мало что пишут. Например, в газетах совсем ничего не написано о третьем ребенке, немой девочке, которая пропала три дня назад. В том же районе, точно такого же возраста.
Ариэль. Думаю, как раз сегодня вечером об этом нам расскажут газеты во всех подробностях.
Тупольски. Я тоже думаю, что сегодня вечером они нам об этом расскажут. Сегодня вечером, я уверен, газеты расскажут вообще много интересного.
Катурян. О немой девочке?
Тупольски. О немой девочке. О чистосердечном признании. О последующем наказании. Вообще будет много нового.
Катурян. Но… Я не понимаю, что вы опять мне пытаетесь втолковать. Вы полагаете, что я должен прекратить писать рассказы об убийстве детей, потому что в реальном мире завелся настоящий детоубийца?
Ариэль. Он все еще пытается нас убедить в том, что все, что нам не нравится в нем, это его гребаная эстетика! Как будто бы мы еще не знаем о том, в чем сознался нам его брат.
