Человек плюс машина - [20]
— Марья Григорьевна, Марья Григорьевна! — взмолился я. — Скажите, а зачем все это Эль-К?
— А я знаю?! — застонала она. — Я знаю?! Я ведь спрашивала, просила его: «Что тебе надо? Что?! Ответь мне! Почему ты не хочешь оставить нас в покое? Чего ты добиваешься?! У тебя есть какая-нибудь цель?..» Все без толку…
Фейерверк остроумия, парадоксы, волны, туда-сюда. У меня голова разрывается ото всего этого!
И она сжала тонкими пальцами с желтизной взлохмаченную голову, точно боясь что та и в самом деле сейчас разорвется. А я боялся за свой собственный череп…
9
Четвертого сентября состоялось заседание ученого совета. Дирекция потребовала Ивана Ивановича решительно к ответу, хотя мы, например, с Михайлой Петровичем приложили все усилия, чтобы это решительное обсуждение отменить или же по меньшей мере оттянуть.
— Может быть, перейдем сразу ко второму вопросу? — попробовал предложить Михаила Петрович, когда председательствующий огласил повестку дня, в которой первым пунктом стояло: «Положение с системой автоматизации».
— Ничего не хочу слушать! — взорвался вдруг Кирилл Павлович. — Мне это надоело. Вокруг Копьева и так создалась в настоящее время нездоровая ситуация. Некоторые товарищи почему-то считают, что Копьев является каким-то исключением из общего правила, что он якобы чуть ли не гений и тому подобное, что его надо всемерно оберегать, создавать ему на работе какие-то особые условия… Я, товарищи, с большим и неизменным уважением отношусь к уважаемому Ивану Ивановичу, но… это, товарищи, вздор! Вздор! Современная наука стала социальным институтом, она делается большими коллективами, это прежде всего организация, а стало быть — порядок, строжайшая отчетность, дисциплина. Время одиночек прошло! А у нас, понимаете ли, кое-кто склонен протаскивать, я бы сказал, устарелые идейки, что вот, дескать, один человек пришел и сразу же все сделал, что это все благодаря ему одному… и так далее! Нет, товарищи, в том, что машина доведена до сегодняшнего ее состояния, — заслуга всего коллектива. И ответственность за нее мы тоже несем коллективную! Почему это я один должен подставлять свою шею?! Она у меня, конечно, крепкая… Но всему есть, товарищи, свой предел! И моему терпению тоже! Я должен совершенно категорически предупредить, что впредь дирекция института не потерпит никаких нарушений… принятых обязательств!.. Вообще, товарищи, что же это происходит?! — Кирилл Павлович воздел руки к потолку. — Мы выдвинули нашу работу на соискание премии. Послали бумаги. Какими глазами мы будем смотреть?.. Что скажут в президиуме академии?! Что скажет общественность?! Иван Иванович, скажите вы хоть что-нибудь!.. — (Иван Иванович смотрел в пол прямо перед собой.) — Мы ведь собираемся представлять вашу кандидатуру на очередные выборы! А вы в шахматы играете!
— Что ему с нею, в преферанс играть, что ли?! — буркнул с места Михаила Петрович.
Тут послышался вдруг веселый смех Эль-К.
— А они и играют!!!
— Как играют?! — Кирилл Павлович от неожиданности даже сел.
После секундной паузы все присутствующие возмущенно заговорили все разом: «Как играют?! Неужели играют?! Вот черти! Во дают! Нет, не может быть!»
Старушки стенографистки обращали свои взоры то к одному, то к другому: записывать или нет?
— Кто хочет выступить? — Кирилл Павлович был, по общему впечатлению, в полной прострации.
— Позвольте мне? — поднялся внезапно Лелик Сорокосидис со своего места. (Я, кажется, и не сказал, что с месяц назад стараниями Эль-К он был введен в состав ученого совета института.)
— Вам?! — искренне удивился Кирилл Павлович (да и все отчасти были удивлены). — Пожалуйста…
Имитируя деловитость и особенно усердно выворачивая ноги носками наружу, почти перпендикулярно направлению движения, Лелик побежал к трибуне.
— Я целиком и полностью согласен с яркой и, я бы сказал, убедительной речью Кирилла Павловича, — начал Лелик. — Он отметил поистине серьезные и актуальные проблемы науки и ее развития в качестве социального института. Исключительно глубокими и верными показались мне мысли Кирилла Павловича о том, что научно-техническая революция постоянно повышает и расширяет роль коллектива в производительности труда, о том, что в современной научной индустрии занято большое количество людей, в связи с чем результаты их деятельности зависят от слаженности их совместных действий. Меня также глубоко взволновало, товарищи, и высказанное Кириллом
Павловичем положение об усилении роли ответственности ученого… каждого из нас… Да, не всегда мы еще в полной мере осознаем эту ответственность, питаемся подчас устарелыми, как верно отметил Кирилл Павлович, идейками относительно места ученого в процессе научно-технического прогресса. В частности, не всегда мы еще отдаем себе полный отчет в насущной необходимости всеобъемлющего, строгого и оперативного контроля над научной деятельностью, в необходимости применения самых строгих критериев и санкций к труду исследователя, в необходимости выработки неукоснительнейших норм и правил, регламентирующих нашу работу. Я в этом отношении целиком присоединяюсь к мнению Кирилла Павловича. Так дальше продолжаться не может! Бесхозяйственности, разбазариванию государственных средств должен быть положен конец!.. Вот Иван Иванович… — При этих словах тон Лелика неуловимо изменился, и мы навострили уши. — Он хочет все организационные и административные функции — учет, контроль, планирование — передать машине. В нашем ВЦ математики уже разрабатывают такую программу; считается, что машина справится и с этим. — Все вопросительно обернулись к Ивану Ивановичу: правда ли? О программе такой как-то упоминалось, но вскользь, мы не предполагали, что сам Иван Иванович уже этим занялся. — Я не отрицаю полезности и важности такой работы, она должна и будет вестись. Но, товарищи… Иван Иванович, дорогой! Давайте смотреть правде в глаза, к чему призывал нас, собственно говоря, Кирилл Павлович…
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Роман «Наследство» не имел никаких шансов быть опубликованным в Советском Союзе, поскольку рассказывал о жизни интеллигенции антисоветской. Поэтому только благодаря самиздату с этой книгой ознакомились первые читатели.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
Единственная пьеса Кормера, написанная почти одновременно с романом «Человек плюс машина», в 1977 году. Также не была напечатана при жизни автора. Впервые издана, опять исключительно благодаря В. Кантору, и с его предисловием в журнале «Вопросы философии» за 1997 год (№ 7).
В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960 —1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание…») и общества в целом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В предлагаемых романах краснодарского писателя Анатолия Знаменского развернута широкая картина жизни и труда наших нефтяников на Крайнем Севере в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
По антверпенскому зоопарку шли три юные красавицы, оформленные по высшим голливудским канонам. И странная тревога, словно рябь, предваряющая бурю, прокатилась по зоопарку…