Человек плюс машина - [16]

— Машина, машина! Машина машина! Все подхватили с восторгом.

Имелась в виду машина Марьи Григорьевны, всем хорошо знакомая. Это была просто притча во языцех, потому что Марья Григорьевна, неизвестно зачем купив эту машину, тут же преисполнилась к ней отвращения и, кажется, так и не ездила на ней ни разу. Машина несколько лет простояла во дворе, даже не накрытая брезентом, мелкие детали с нее постепенно исчезли, дети поразбивали в ней стекла, она проржавела, прогнила насквозь и за бесценок была продана какому-то мужику из близлежащей деревни. История эта повредила Марье Григорьевне во мнении некоторых жителей нашего городка, быть может, даже больше, чем что-нибудь еще. Ни один разговор про Марью Григорьевну не обходился без того, чтобы кто-нибудь не упомянул о «вопиющей ее бесхозяйственности» («Даже машину и ту до чего довела!»).

— Машину машину купим за полтину! — продолжал Эль-К.

Я уже сам держал Марью Григорьевну за руку как мог крепко, но не удержал! С неожиданной силой она рванулась от меня, подбежала к Эль-К, выхватила у него гитару и швырнула ее об пол так, что только стон пошел. Подняла голову, обвела оцепенелую публику горделивым взором и твердым шагом удалилась.

После минутного молчания все разом заохали и заахали, закричали и завозмущались: «Что такое?! Почему?! Какая выходка! Безобразие, испортить людям настроение!» Некоторые ползали по полу, собирая гитарные обломки и щепочки, как будто из них можно было потом составить целое. Эль-К растерянно вертел в руках переломленный пополам гриф с закрутившимися в спирали и кольца струнами. Мне под ноги отлетел кусочек с подписью на нем «проф., засл. деятель науки…» — не знаю, чей это был автограф.

В это время в зал вбежали три измочаленного вида встревоженных юноши. Отыскав в толпе Ивана Ивановича, они зашептали ему что-то на ухо. Иван Иванович переменился в лице и опрометью бросился к выходу; юноши за ним.

Поднялся ропот: «Машина! Машина встала! На машине что-то случилось!» К Эль-К вернулось самообладание.

— Только тихо, тихо, — возвысил он голос. — Нельзя так, чтобы об этом узналите! — (Подразумевались дирекция и члены комиссии.) — Будем продолжать веселиться, друзья!!

Все закричали:

— Ура! Браво нашему Эль-К! И праздник возобновился…

7

Наутро я пришел к нам в отдел с больной головой. Все уже были в сборе, кроме Опанаса Гельвециевича. Зато в качестве почетного гостя присутствовал Валерий, «помощник прокурора»; на сегодня был назначен его доклад об использовании вычислительной техники при расследовании особо сложных преступлений. Но о докладе никто, в том числе и сам Валерий, не думал. Говорили об Иване Ивановиче и о нашей машине.

Выяснилось, что с машиной ничего страшного не случилось: она действительно встала, дежурные инженеры бились над ней три часа и безрезультатно, но едва только в дверях машинного зала появился Иван Иванович, она заработала снова как ни в чем не бывало; он даже не успел подойти к пульту и на два шага. «Мистика какая-то!» — восклицали наши дамы. «Или подвох! — подозревали другие. — Знаете, может, там у него в двери какая-нибудь кнопочка такая, секретная. Он эту кнопочку нажмет незаметно и…»

Однако гораздо больше их волновали другие проблемы, о существовании которых я, скажу откровенно, до того дня и не подозревал. Это были проблемы, касающиеся давнишних (!), затянувшихся (!) и запутанных (!) отношений Ивана Ивановича и Марьи Григорьевны!!!

Я был поражен. Меня подняли на смех.

— То ли вы в самом деле дурак, то ли прикидываетесь! — сказали мне. — Об этом в городе известно каждому школьнику!

— Между ними… какие-то отношения?! — лепетал я. — Понятия не имел об этом!.. И давно! С полгода или даже с год? И все знают?! Я, почему же я не знаю?! Ах да, я ведь сам всегда просил при мне насчет «подвигов» Марьи Григорьевны не распространяться… Верно, верно… Простите, а в чем сложность-то? И он, и она разведены, насколько я понимаю. Почему они просто не поженятся?!

— Вот новости! — вспыхнула наша аспирантка Катя, девица незамужняя, не столь уж юная, неравнодушная прежде к Ивану Ивановичу и мечтавшая теперь, по-моему, попасть в кружок Марьи Григорьевны. — А зачем ей это нужно? Она была уже замужем, и не раз. Стирать носки, готовить обеды! Быть прислугой! Зачем ей это?! Она хочет быть свободной, независимой… Выслушивать ворчание и нотации старого и больного мужа!..

— Какой он старый?! — возмутился я.

— Да вы посмотрите на него! Развалина!

— Не порите глупостей, Катя! — оборвала ее наша старейшина Анна Федоровна Требушная, ставшая после Лелика Сорокосидиса ученым секретарем отдела. — Женщина всегда хочет выйти замуж. Быть одной и находить в этом удовольствие для нее противоестественно!.. Но, по-моему, дело здесь в другом. Все дело в Эль-К. У нее с ним был, как вам известно, роман. И она Эль-К до сих пор любит, не может позабыть!.. И то сказать, такой мужчина, как Эль-К…

— А я думаю, — вступила Вера Анисимовна Косичкина, считавшаяся у нас «совестью отдела», — что дело здесь отнюдь не в Эль-К, а в моральных соображениях. Ну вы посмотрите сами, сколько же можно! От одного приятеля к другому, из рук, извините, в руки! Нет-нет, я не хочу сказать, что я так высоко оцениваю моральные качества Марьи Григорьевны, но есть ведь еще и общественное мнение, а оно — великая сила, и она не может не принимать его в расчет!..