Человек планеты, любящий мир. Преподобный Мун Сон Мён - [28]
Как только мне стало лучше, я возобновил проповедническую деятельность. За год наша община значительно выросла, и традиционные церкви не собирались оставлять нас в покое.
Все больше и больше прихожан других церквей стало приходить к нам на службы, и однажды примерно восемьдесят священников собрались и написали на нас жалобу в полицию. 22 февраля 1948 года я был снова арестован коммунистическими властями. Меня вновь обвинили в шпионаже в пользу Ли Сын Мана, и еще — в нарушении общественного порядка. Из зала суда меня уводили в наручниках. Через три дня меня обрили наголо и бросили в тюрьму. Я до сих пор помню, как падали на пол мои волосы, успевшие отрасти, пока я возглавлял Церковь. И еще я помню лицо господина Ли — человека, обрившего меня.
В тюрьме меня постоянно избивали и требовали, чтобы я сознался в своих преступлениях. И мне приходилось терпеть. Меня рвало кровью, но я не позволял себе терять сознание, даже находясь на волосок от смерти. Порой боль была такой страшной, что я сгибался пополам и бессознательно шептал: «Боже, спаси меня!», но уже в следующий миг брал себя в руки и уверенно твердил Богу: «Пожалуйста, не волнуйся за меня! Мун Сон Мён еще не умер. Я не позволю себе умереть таким жалким образом».
И я оказался прав. Мое время умирать еще не пришло, ведь мне предстояло выполнить великое множество дел и справиться с миссией. Я не мог быть настолько слабым, чтобы от меня можно было добиться покорности с помощью такой банальной вещи, как пытка.
Каждый раз, теряя сознание во время пытки, я терпел и твердил про себя: «Я терплю побои ради корейского народа и проливаю слезы, чтобы хоть как-то облегчить боль людей». Когда меня пытали особенно жестоко и я был на грани обморока, я неизменно слышал голос Бога. Когда моя жизнь была готова вот-вот оборваться, Бог являлся ко мне. На моем теле до сих пор остались шрамы от пыток. Раны после вырванных клочьев мяса со временем затянулись и пролитая кровь давно восстановилась, но боль от пережитых мучений осталась со мной в виде шрамов. Глядя на эти шрамы, я часто говорил себе: «Ты должен победить уже потому, что носишь на себе эти отметины!»
Я должен был предстать перед судом 3 апреля, на сороковой день моего заключения. Однако слушание дела отложили на 4 дня, и оно состоялось лишь 7 апреля. Многие известные корейские христианские священники явились в суд, чтобы обвинить меня во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Коммунисты тоже не упустили шанс поиздеваться надо мной и заявили, что религия — это опиум для народа. В зале были и члены нашей Церкви; они стояли в стороне и горько плакали — так, словно теряли своего мужа или сына.
Один я не плакал. Со мной были мои прихожане, которые рыдали обо мне так мучительно, что их буквально скручивало от горя, поэтому я не чувствовал себя одиноким на пути Небес. Для меня это не было бедой или несчастьем — значит, не было и повода для слез. Покидая зал после оглашения приговора, я поднял руки, закованные в наручники, и помахал своим братьям и сестрам. Наручники зазвенели, и этот звук был похож на звон колоколов. В тот день меня отправили в пхеньянскую тюрьму.
Я не боялся тюремной жизни. Для меня это было не в новинку. В каждой камере существовала определенная иерархия среди заключенных, и я хорошо умел находить общий язык с главным в камере. Мне было достаточно перекинуться с ним парой слов, и мы становились приятелями. Когда твоя душа переполнена любовью, ты можешь тронуть сердце любого человека.
После того как я просидел несколько дней в самом дальнем углу камеры, старший заключенный захотел пересадить меня на место получше. Я занял самый дальний угол у параши, но он настаивал на том, чтобы я пересел на более удобное место. Сколько бы я ни отказывался, он все равно не отступал.
Подружившись со старшим в камере, я внимательно пригляделся к каждому из заключенных, ведь лицо человека может рассказать о нем все: «Ага, твое лицо такое-то и такое-то, поэтому у тебя такой-то характер», или «Ты выглядишь так-то и так-то, и это говорит о том, что у тебя есть такие-то черты».
Заключенные изумлялись тому, как много я мог рассказать о них по чертам лица. В душе они не были в восторге от того, что человек, которого они видели впервые, так много знал о них, но не могли не признать, что мои наблюдения верны.
Я мог свободно открыть людям свое сердце и поговорить с ними о чем угодно, поэтому и в тюрьме у меня появились друзья — к примеру, я подружился с убийцей. Для меня это заключение было несправедливым, однако оно стало бесценным периодом тренировки. Таким образом, любые трудности в нашей жизни имеют для нас глубокий смысл.
В тюрьме можно подружиться даже со вшами. В камерах было очень холодно, и вши забивались в швы тюремной одежды. Мы выковыривали их оттуда и соединяли попарно, и они сцеплялись лапками и прижимались друг к другу, превращаясь в крохотные шарики. Мы катали их по полу, как жуки-навозники катают навозные катышки, а вши отчаянно старались покрепче прижаться друг к другу. Вши любят зарываться куда-нибудь поглубже, поэтому они прижимались друг к другу головами и выставляли спинки наружу. Так забавно было наблюдать за ними, сидя в камере!
`Вся моя проза – автобиографическая`, – писала Цветаева. И еще: `Поэт в прозе – царь, наконец снявший пурпур, соблаговоливший (или вынужденный) предстать среди нас – человеком`. Написанное М.Цветаевой в прозе отмечено печатью лирического переживания большого поэта.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.