Человек-огонь - [26]
— Кто это тебя так?
— Казак мала-мала плеткой гладил.
Когда началась война Нуриев уехал в Кустанай, там и работал на крупорушном предприятии Гирина. В 1916 году участвовал в национально-освободительном восстании, которым руководил Амангельды Иманов. Шрам на лице — память о бое под Актюбинском. Был схвачен, осужден. С каторги освободила Февральская революция. Сейчас руководит мусульманской секцией исполкома горсовета.
— Теперь вместе будем работать, чтобы быстрее пришла конец Гириным и Харинасам, — смеясь, закончил рассказ Нуриев.
В ОСАДЕ
Полночь. Уснул Верхнеуральск после дневной суеты, забот и тревог. Только в одном кабинете второго отдела Оренбургского казачьего войска ярко светит окно.
Полковник Дутов сидит в кожаном кресле, склонив голову над топографической картой, испещренной красными и синими линиями. Пухлыми пальцами потирает широкий смуглый лоб, приглаживает жесткие короткие волосы.
Вошел подтянутый, молоденький адъютант и доложил о прибытии есаула Полубаринова. Полковник лениво повел рукой.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — приложил руку к папахе Полубаринов.
Не отрываясь от карты, атаман глухим, усталым голосом проговорил:
— Прибыли наконец-то! Докладывайте!
Полубаринов сообщил о разговоре с купцами и заводчиками Троицка. Дутов слушал внимательно, лицо его было спокойно, маленькие колючие глаза холодно блестели.
— Только четыреста тысяч с вами выслали?! — спросил Дутов. — Скряги несчастные. Погодите! Доберусь — повытрясу! Ну, а с этим как?
Полубаринов рассказал о встрече с Томиным, но, разумеется, умолчал о том, как он считал ступеньки.
Наказной поморщился.
— Как только наши войска подойдут к Троицку, там поднимется восстание. Силы для этого уже подготовлены, сигнал к восстанию — убийство Томина анархистами. Организацию заговора возглавляет Лука Платоныч Гирин.
— Этот сделает, — с удовлетворением отозвался Дутов. — Вы, есаул, будете моим недремлющим оком в Троицке.
Полубаринов отказаться от опасного поручения не посмел.
Полковник занялся картой, давая понять этим, что разговор окончен.
Март 1918 года.
Обстановка в крае с каждым днем усложнялась: дутовские банды не только свирепствовали в станицах и селах, а стали появляться у стен города. В это трудное время исполком Совета решил назначить Томина командующим войсками уезда.
На самом юру редкие окопы дугой охватили Меновой двор. В них залегло боевое охранение. Над степью звенящая, настороженная тишина.
Тает ночь.
Сжимая одеревеневшими от мороза пальцами винтовки, вглядываясь в безбрежную степь, боевики ждут смену. А ее все нет.
— Забыли видно о нас, — поеживаясь от холода, переговариваются красногвардейцы.
Предутренняя поземка усиливается, порывистый ветер пронизывает до костей. Медленно наступает рассвет. Крепчает мороз. Нехотя поднялось над увалом оранжевое солнце и зажатое желтыми столбами стало карабкаться по ледяному небосводу.
Послышался цокот копыт, тяжелое дыхание лошадей, из-за угла Менового двора выскочила группа всадников. Один из них на полном скаку остановил рыжего коня, молодцевато спрыгнул. Боевики узнали командующего войсками.
— Как служба идет, товарищи? — спросил Томин.
— Какая служба на голодный желудок?! — ответил начальник боевого охранения.
— Что, опять мать порядка подвела?
— Мать беспорядка, туды ее… — уточнили бойцы.
— Что ж, товарищи, давайте вместе как следует возьмемся за анархистов. А смена сейчас придет, — заверил Томин.
Обойдя участок, перекинувшись шуткой с бойцами, он отдал распоряжение начальнику сектора, где и что необходимо сделать, чтобы усилить оборону, легко вскочил на своего Киргиза и ускакал.
Красногвардейцам понравился этот подтянутый и решительный командующий, простой и острый на язык.
В казармах бывшего запасного полка разместился красногвардейский отряд. Одну комнату занимает рота анархистов. Время подошло к полудню, но многие, завалившись в верхней одежде на койки, храпят, другие, злющие с похмелья, слоняются между коек с думой о бутылке самогона. В дальнем углу режутся в очко.
Пройдя между рядами коек, Томин остановился возле игроков. Те продолжали свое дело, не обращая никакого внимания на подошедшего.
— По банку! — выкрикнул мужчина с манерами шулера.
Из-под тельняшки на волосатой груди видна татуировка — голова змеи. Он двинул мышцами, и змея зашевелилась. Широченные штаны затянуты резинками поверх валенок.
У Томина от гнева сжались кулаки.
— Враг у ворот, бойцы в окопах, а вы, паразиты, в карты дуетесь!
— Но-но! Потише на поворотах, оглобли сломаешь! — метнув на Томина угрожающий взгляд, пробасил мужчина с татуировкой. — Что за птица прилетела к нам беспорядок вводить?
— Я командующий войсками. А ты?
— Я был в Италии, был и далее, был в Париже, был и ближе, а теперь из Питера прямым путем прикатил в Троицк. Короче — революционный моряк, комиссар отряда Забегиназад, прошел огни и воды, и медные трубы.
— Видать сову по полету, — презрительно проговорил Томин. — Ты не революционный моряк, а предатель!
Забегиназад побагровел, вскочил, схватился за кобуру. Повскакивали с мест, забряцали оружием и другие игроки. Подступая вплотную к Томину, неказистый мужичок с заячьей губой, прогнусавил:
