Человек-машина - [58]

И тем не менее. Творилось что-то непонятное. Сбой, которого я не предусмотрел.

Вошла Лола, улыбнулась мне и принялась искать вокруг раковины зубную щетку. Она задела меня бедром. Отыскав наконец небольшую голубую щетку, изучила ее и выдавила пасту.

— Ты слышал о случаях, когда собственная слюна кажется противной? — Она сунула щетку в рот и так говорила. — Представь себе.

— Мрф, — промычал я.

— Ме флось пать на фофе пофлой нофью. — Она покачала головой.

— Пать?

— Пать. — Она повернула щетку и выпятила подбородок. Во рту у нее бушевал океан из пасты. — Спать.

Я ощутил слабое, едва заметное притяжение.

Она наклонилась и сплюнула.

— Давай стащим тот матрас с кровати Гаррисона. Тогда мы сможем спать рядом.

Гаррисоном звали сына Анжелики. Он приезжал на выходные два раза в месяц. Лола поведала мне об этом раньше с горящими от ярости глазами, после чего пустилась рассказывать о людях, которых я не знал и которые совершали поступки, коими мне якобы полагалось интересоваться. Такие рассказы я всегда воспринимаю плохо, поскольку в них нет полезной информации. Мне было печально слышать, что Род ставит свою карьеру выше карьеры доктора Анжелики. Но я не знал Рода. Я не понимал, что мне делать с этими сведениями.

— Может быть, нам… пора познакомиться ближе.

Я хотел сплюнуть в раковину, но Контуры не шелохнулись. Они стояли стоймя. «Нагнитесь», — подумал я.

Пальцы Лолы гладили складку на моей рубашке.

— Идем в постель.

В мозгу шепнуло: «Лола не нравится ногам». Это было глупо. Но это пребывало в согласии с данными. «Они ревнуют».

— Пошли.

Пальцы Лолы нащупали мои. Она открыла дверь и выглянула в коридор. Я последовал за ней в комнату сына Анжелики. Со спины Лола выглядела маленькой и беззащитной, и я вдруг решил, что Контуры собираются ее пнуть. Я остановился. Она повернулась и поманила меня. Я был в смятении. Я часто думал о том, как лягу с Лолой в постель. Очень часто. Но я не хотел ее убивать.

— Давай же, Чарли.

Она вернулась, потянула меня в спальню и закрыла дверь. Ее руки обвились вокруг моей талии. Голова запрокинулась.

— Подожди.

— Мм, — откликнулась Лола. Она встала на цыпочки, ее губы искали мои.

— Я не уверен…

Наши губы встретились. Я забыл о разумных ногах. Или, по крайней мере, они стали менее важными. Значение имела лишь близость с Лолой. Затем я понял, что и в самом деле приближаюсь к ней. Невидимое притяжение нарастало, металлические пальцы тянулись к ее сердцу. Глаза Лолы распахнулись. Ее руки толкнули меня.

— Чарли! — Какую-то секунду она не могла оторваться. Затем ей удалось сделать два нетвердых шага назад. Ее грудь вздымалась и опадала. — Оно опять!

Теперь я мог судить по трем эпизодам. Первый: в ее номере, когда мы впервые оказались наедине. Второй, когда я ее спасал. И третий — сейчас.

— Это происходит, когда у тебя учащается сердцебиение.

— Что? — Лола схватилась за грудь. — Что происходит?

— Стоп. Остынь. Не пугайся. Так только хуже.

— Что оно делает?

— Попытайся думать о чем-то другом. Давай о собачках Анжелики? Они такие забавные. — (Тут все собачки до единой подняли вой. Коридор наполнился топотом многих лап и лаем. Бесполезные меховые мешки.) — Хорошо. Давай подумаем.

— Это бомба. Боже! В меня заложили бомбу.

— Может быть, — сказал я. Лола побелела. — Нет. Это нерентабельно.

— Что?

Мне пришлось повысить голос, чтобы перекричать собак:

— Если нужно что-то взорвать, то разве хлопоты с имплантацией — лучший способ…

— Оно трясется! — У Лолы стучали зубы.

Я различил звук: тончайший писк, на грани восприятия. Понятно, почему взбесились собаки.

— Чарли… я думаю… ты должен… бежать.

— Нам нужно всего лишь замедлить сердцебиение. Сосредоточься на покое.

— Не могу!

— Можешь, Лола. Ты хозяйка своего тела.

— Беги, Чарли!

Писк усилился настолько, что за ним уже было трудно расслышать что-то еще.

— Я не бегаю. У нас техническая проблема. И мы можем ее разрешить. Вместе…

Я собирался продолжить. Я хотел напомнить, что мы — разумные люди, а логика сдвинет горы. Эти слова были призваны либо успокоить Лолу, либо нагнать на нее тоску; сердцебиение должно было замедлиться в любом случае. Я до сих пор считаю, что идея была хороша. Но прежде чем я заговорил, Лола взорвалась.

Меня хлестнуло чем-то похожим на порыв ветра, но вместо воздуха были иглы. Ноги дрогнули. В ушах зазвенело.

В доме воцарилась тишина. Я посмотрел на Лолу, а она посмотрела на меня, и с нами обоими как будто ничего не случилось.

— Ты в поря… — Мы заговорили одновременно.

Она шагнула вперед, и ничего страшного не произошло. Мы улыбнулись. Лола упала в мои объятия:

— Как страшно. Что это было?

— По-моему, что-то, что не сработало.

— Я решила, мы умираем. — Она содрогнулась. — Мне показалось, что я собираюсь тебя убить.

Прошла минута. Странно пахло чем-то едким.

Лола подняла на меня глаза:

— Собаки замолчали.

Мы слушали.

Лола потянулась к дверной ручке. Я хотел посторониться, но не смог. Я попытался снова.

— Чарли?

Запах был знакомый. Такой же возникает, если включить схему в розетку не с тем напряжением. Запах перегоревших транзисторов.

Дисплей цифрового будильника на прикроватном столике погас. На полке стоял небольшой стереопроигрыватель, светодиод которого на датчике включения обычно горел красным, — тоже ничего.