Человек, который жил под землей - [13]

Я рада, рада, как я рада

Иисус души моей услада.

Они ошибаются, прошептал он в музыкальной темноте. Ему казалось, что в своих поисках счастья, все равно напрасных, они считают себя виновными в каком-то страшном грехе, хотя не могут ни вспомнить его, ни осознать. Сейчас он был во власти такого же настроения, с каким спустился под землю. Оно накатило лавиной вопросов: почему это чувство вины сидит как будто от рождения, почему так легко возникает, расталкивает другие чувства, мысли, ощущается как что-то физическое? Казалось, что, когда оно овладевает тобой, ты воспроизводишь в своей душе какой-то полуотчетливый, давным-давно заданный шаблон; казалось, ты всякий раз пытаешься вспомнить какое-то гигантское потрясение, оставившее стойкий след на самом твоем теле, след, которого не забудешь и не сотрешь, - и лишь рассудок сознательно забывает о нем, но зато превращает жизнь в вечную тревогу.

Необходимо было отделаться от этого настроения; он слез с труб. Нервы были натянуты так, что, казалось, черепная коробка пульсирует вместе с мозгом. Необходимо было что-то сделать, но он не мог сообразить что. Однако понимал, что если будет стоять здесь, пока не решится, то никогда не сойдет с места. Он протиснулся через свой лаз в кирпичной стене, и физическое усилие немного успокоило нервы. Но в подвале радиомагазина он остановился от страха - услышал громкие голоса.

- Не крути, пацан! Говори, что ты сделал с приемником?

- Дядя, не крал я приемника! Ей-богу!

Он услышал глухой увесистый звук и понял, что мальчика сильно ударили.

- Не надо, дядя!

- В залог сдал?

- Нет, дядя! Не крал я приемника! У нас свой есть приемник, - рыдал мальчишка. - Подите к нам домой, посмотрите!

До него опять донесся звук удара. До чего забавно - он зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться вслух. Бьют какого-то несчастного мальчишку, прошептал он, качая головой. Мальчика было немного жалко, и он даже подумал, не принести ли приемник обратно, сюда в подвал. Нет. Может быть, это хорошо, что мальчика бьют; может быть, это заставит его впервые в жизни подумать о загадке его существования, о вине, которой ему не избыть.

Улыбаясь, он мигом перелез через угольную кучу и снова оказался в подвале здания, где очистил сейф. Он выбрался в проход между домами, влез на водосточную трубу и заглянул в узкую щель окна. Знакомая картина допроса заставила его сжаться. В обрамлении окна при ярком дневном свете сидел, свесив голову, обнаженный до пояса сторож. Глаза у сторожа были заплывшие, багровые, лицо и плечи исполосованы красными и черными рубцами. Позади него стоял распахнутый сейф, показывая пустое нутро. Ага, решили, что это его рук дело, подумал он.

В комнате послышались шаги, перед ним прошел человек в синей форме, потом другой, потом еще один. Полиция, шепнул он. Ага, заставляют сторожа сознаться, как его самого заставили сознаться в чужом преступлении. Он глядел в комнату и старался что-то припомнить. А... Это те же самые полицейские, которые били его и заставили подписать бумагу, когда от боли и усталости ему уже все было безразлично. Теперь они то же самое делают со сторожем. Когда он увидел, как один из полицейских трясет пальцем прямо перед носом у сторожа, у него заколотилось сердце.

- Признавайся, Томпсон, тут свой работал! - сказал полицейский.

- Я вам все сказал, что знаю, - выдавил сторож сквозь распухшие губы.

- Ведь кроме тебя никого тут не было! - закричал полицейский.

- Я спал, - ответил сторож. - Я виноват, но я всю ночь проспал!

- Хватит врать!

- Это правда!

- Когда ты узнал шифр?

- Я не умею открывать замок, - сказал сторож.

Затаив дыхание, он висел на водосточной трубе; ему хотелось смеяться, но он сдерживался. Он чувствовал себя всемогущим; да, он может вернуться в пещеру, сорвать деньги со стен, собрать бриллианты и кольца, принести сюда и написать в записке, где им искать свои дурацкие игрушки. Нет... Что толку? Стоит ли трудиться? Сторож виноват; виноват не в том преступлении, в котором его обвиняют, но все равно виноват, и всегда был виноват. Его беспокоило только одно - что человека, который на самом деле украл, не обвиняют. Но он утешил себя: пока он жив, они и до него доберутся.

Он увидел, как полицейский ударил сторожа в зубы.

- Хватит вола вертеть, сволочь!

- Я сказал вам все, что знаю, - пролепетал сторож, как ребенок.

Один из полицейских зашел сзади и выдернул из-под него стул; сторож упал ничком.

- Встань! - сказал полицейский.

Сторож, дрожа, встал и мешком опустился на стул.

- Ну, будешь говорить?

- Я сказал вам все, что знаю, - прошептал сторож.

- Где ты спрятал краденое?

- Я не брал!

- Томпсон, ты не тем местом думаешь, - сказал один полицейский. - Мы тебя подвесим, чтобы мозги встали на место.

Он увидел, как полицейские надели ему наручники на запястья и на щиколотки; потом они подняли сторожа, перевернули и повесили за ноги на двери. Сторож висел головой вниз, с выпученными глазами.

Они с ума сошли, прошептал он, обнимая ребристую трубу.

- Будешь говорить? - прокричал полицейский сторожу в ухо.

Он услышал, как сторож застонал.