Человек, который жил под землей - [11]

"Да, завтра контракт будет готов".

Он рассмеялся. Вот как они разговаривают, сказал он. Игра ему надоела, и он отодвинул машинку в сторону. Взгляд его упал на банку с клеем, и у него родилась озорная мысль, которую ему немедленно захотелось осуществить. Он вскочил, открыл клей, и посрывал обертки со всех пачек. Ничего себе выйдут обои, сказал он и захохотал так, что у него подогнулись колени. Взял полотенце, которым был перевязан мешок, скатал из него большой тампон, макнул в клей и похлопал по стене; после этого наклеил рядышком две сотенных. Отступил на шаг, наклонил голову. Вот это да! Смешно... Он шлепнул себя по ляжкам и захохотал. Он одержал победу над наземным миром! Он свободен! Если бы только люди могли это видеть! Ему хотелось выбежать из пещеры и кричать о своем открытии всему миру...

Он намазал клеем все земляные стены пещеры и облепил зелеными бумажками; когда он кончил, стены пылали желто-зеленым огнем. Да, эта комната будет его убежищем; между ним, и миром, который заклеймил его виной, будет этот издевательский символ. Он не украл деньги; он просто подобрал их, как человек подбирает в лесу хворост. И мир наземный казался ему теперь именно таким - диким лесом, населенным смертью.

В конце концов стены денег ему наскучили, и он стал искать новую пищу своим чувствам. Секач! Он вогнал в стену гвоздь и повесил на него окровавленный секач. Потом возникла другая мысль. Раскрыл металлические коробочки и выстроил их в ряд на земляном полу. Он с ухмылкой глядел на золото и жаркие камни. Из одной коробки выгреб горсть тикающих золотых часов, поднял за цепочки, поглядел на них с ленивой улыбкой и начал заводить; он не поставил их стрелки на один час, потому что время для него больше не существовало. Потом взял гвозди, воткнул их в оклеенную стену и развесил часы; часы качались на блестящих цепочках, поворачивались и деловито тикали на зеленой стене; в электрическом свете она отливала лимоном, а золотые кружочки часов напоминали желтки. Не успел он повесить последние часы, как в голову пришло кое-что новое; он взял из ящика еще горсть гвоздей, воткнул их в зеленую стену, набрал золотых колец из коробки и стал надевать на гвозди. Голубые и белые искры от камней рассыпались по комнате дребезжащим смехом, словно и камешки радовались его уморительной игре. Придумает же человек себе потеху, подивился он.

Он сидел на ящике с инструментами и то смеялся, то качал рассудительно головой. Так прошел, наверное, не один час; вдруг он вспомнил, что на поясе у него висит пистолет, и вытащил его из кобуры. Как стреляют из пистолетов в кино, он видел, но в жизни ему почему-то не приходилось иметь дела с огнестрельным оружием. Ему захотелось узнать, какое ощущение испытывают люди при стрельбе. Но кто-нибудь может услышать... Ну услышат что из этого? Все равно не поймут, где стреляли. Кому придет в голову дикая мысль, что стреляли под домами? Он нажал спусковой крючок; раздался оглушительный грохот, и ему показалось, что все подземелье рухнуло на его барабанные перепонки; в тот же миг из дула вырвалось оранжево-голубое пламя и сразу погасло, но задержалось как яркий образ на сетчатке. Он вдохнул едкую пороховую гарь и бросил пистолет.

Ощущения его притупились; он повесил пояс с пистолетом на стену. Теперь дошла очередь до банок с бриллиантами: он перевернул их вверх дном и высыпал белые катышки на землю. Потом начал подбирать по одному, разворачивать и складывать камни в аккуратную кучку. Все сложил, вытер потные ладони о брюки, закурил и занялся другой игрой. Вообразил, что он богач и живет на поверхности земли при бесстыдном свете солнца; летним утром он прогуливается по парку, улыбается, кивает соседям, посасывая первую после завтрака сигару. Он прохаживался по пещере, из угла в угол, и, хотя ни разу не наступил на бриллианты, все время потихоньку изменял маршрут, чтобы в конце-концов перемазанные канализационной слизью туфли как бы невзначай наткнулись на бриллианты. Пофланировав так минут двадцать, он заехал правой ногой по горке, и бриллианты раскатились во все стороны тысячами искристых ледяных смешков. А-яй-яй, пробормотал он с издевательским сожалением, обозревая этот разгром. Потом он возобновил прогулку и больше не обращал внимания на дребезжащий огонь. Он одержал славную победу и запечатлел ее в своем сердце.

Он нагнулся и поровнее разбросал бриллианты по полу: они послушно разбегались и брызгали искрами. Прошелся по пещере, втоптал камни в землю так, чтобы они едва высовывались, словно схваченные тонкими лапками тысячи колец. Призрачный свет омывал пещеру. Он сел на ящик и нахмурился. Может быть, _все_ правильно, пробормотал он. Да, если правилен мир, такой, каким его сделали люди, тогда и все остальное правильно. Любой поступок, который человек совершает себе на пользу, любое убийство, мучительство, кража.

Он вздрогнул, выпрямился. Что с ним творится? Его увлекли эти дикие мысли, но из них же возникло смутное ощущение вины. Он вытянется на земле, потом встанет; ему опять захочется полезть в подвалы, куда пробиты ходы, но он остережется; он подумает, не выйти ли наверх, на улицы, но страх удержит его тут. Он стоял повреди пещеры, между зеленых стен, на смеющемся полу - и дрожал. Надо что-то сделать, но что? Да, он боялся самого себя, боялся сделать что-то, чего еще сам не знал.