Человек, который спрятал солнце - [7]

– А его становится все тяжелей держать, – сказал Йон, тряся свободной рукой, как будто от боли. – Золото, знаете ли.

Взгляд Бьярни метнулся к мешочку с деньгами.

– Ты, должно быть, думаешь, что у меня совсем нет моральных принципов? – сказал он.

– Что Вы, сэр. Я думаю, вы самый высокоморальный человек в этом городе.

– Хорошо... тогда убирайся с моей частной собственности! – крикнул Бьярни. – И оставь это там, под кустом бузины, когда будешь уходить, – прошептал он.

– Да, сэр,– сказал Йон.

Совет проголосовал единогласно, и Йон сразу же начал собирать солнечный свет Эйильсстадира, и продавать его жителям города обратно. Это предприятие оказалось настолько сложным, что ему пришлось нанять помощника, который собирал бы плату и вел учет того, кто и где хотел сколько света, в то время как сам Йон проводил дни, собирая солнечный свет с неба и раздавая его тем, кто платил за него.

Поначалу цены были довольно низкими, и почти каждый мог позволить себе купить солнечный свет, хотя Йон выслушивал кучу жалоб от тех, кто победнее, что эти новые расходы, несмотря на субсидии, совсем опустошили их кошельки. Но когда пришла долгая сумрачная зима, богатые фермеры решили, что им очень хочется теплого солнечного света, и побольше. Они также обнаружили, что если они используют достаточно большое количество света, то снег совсем не остается лежать на земле, и они даже могут выходить наружу в легких рубашках и коротких штанах. Как будто зимы и вовсе не было! На радостях они принялись скупать так много света, что цены на него взлетели, и как-то внезапно в Эйильсстадире появились люди, которые не могли позволить себе никакого света вообще.

Город заметно изменился. Прежде не просто было сказать, у кого в Эйильсстадире есть деньги, а у кого нет. Скромные и удобные дома его жителей выглядели более или менее одинаково (за исключением дома Йона), и люди не наряжались в яркие броские одежды, даже если и имели такую возможность. Но теперь это разделение стало ясным как день, причем в буквальном смысле. Богатая часть города купалась в ярких солнечных лучах, в то время как бедная его часть была погружена в постоянную ночь. Погода на солнечной стороне была такой теплой, что казалось, зима и вовсе миновала Эйильсстадир, и фермеры с семьями большую часть дня веселились на улице, играя в разные летние игры, вроде метания черепов или кувырки через козла. А на темной стороне зимы же стало как будто вдвое больше, снег насыпал сугробы на крыши домов, и людям приходилось поддерживать огонь в очаге всю ночь напролет, иначе они могли насмерть замерзнуть во сне. Через несколько недель изголодавшиеся по солнцу бедняки начали страдать от обморожений и постоянной сонливости. Доведенных до отчаяния жителей темной части начали замечать возле дворов богачей, где они украдкой пытались понежиться в просочившихся на дорогу лучах солнца. Особо смелые шли дальше и прокрадывались на частные территории, чтобы потихоньку стянуть немного солнечного света. Старейшины объявили воровство солнца преступлением и назначили полицию расследовать все подобные дела. Из-за этого многие попали в тюрьму, их утаскивали кричащими, что солнце принадлежит всем. Бедняков с загаром забирали на допросы, и тех, кто не мог достаточно внятно объяснить свой оттенок кожи, постигала та же участь.

Бедняки не стали это молча терпеть. Они жаловались старейшинам. Они устраивали демонстрации перед зданием ратуши и перед тюрьмой. Но не в интересах фермеров было расставаться ни со своим комфортом, ни со своими беззимными зимами. Они были убеждены, что имеют полное право использовать столько солнечного света, сколько они могут себе позволить, и старейшины, которым свет продавался с огромной скидкой, встали на их сторону.

Сам Йон Йонссон испытывал смешанные чувства по этому поводу. Лично у него дела шли отлично, его богатство неуклонно росло, но не так давно и сам он был настолько беден, что тоже не смог бы позволить себе купить солнечный свет. Он не очень-то верил в то, что говорил насчет того, что бедные сами заслужили свою бедность, а богатые имеют право брать себе все, до чего могут дотянуться – такова была точка зрения Тюра, – но его поражало, как быстро Кровавый Топор и его товарищи приняли эту точку зрения, и как они смогли позволить какому-то одному принципу заменить собой всякий моральный порыв.

– Разве тебе хоть немного не жаль этих людей? – спросил Йон как-то Кровавого Топора.

– Нисколечко, – ответил тот. – Если тьмаживущим не нравится, как мы тут ведем дела, их никто здесь не держит.

Многие семьи, и правда, покинули город, но также было много тех, кто не мог этого сделать, и кто все больше и больше впадал в отчаяние по мере того, как мороз становился все сильнее и сильнее, а их просьбы все также продолжали игнорироваться. В конце концов отчаяние переросло в гнев. Тьмаживущие, как фермеры из солнечной половины города привыкли называть их, бросали на Йона недобрые взгляды, когда проходили мимо него по улице. Он не чувствовал себя в безопасности, гуляя по Эйильсстадиру в одиночку, так что в дополнение к охранникам, сторожащим его золото, он нанял еще несколько человек, чтобы те повсюду сопровождали его. Дополнительная охрана была дорогой, и чтобы компенсировать свои расходы он поднял цену на свет, и еще большая часть города погрузилась во мрак. Кровавый Топор купил свет, который жившие там люди не смогли себе позволить, и использовал его для освещения своих многочисленных конюшен и даже для подсветки дна своего колодца.