Человек, который перебегал улицу - [26]

Константин Иванович производил впечатление человека, который за свою жизнь уже успел сделать все, и теперь не знает, чем заняться в оставшееся время. Еще до войны он построил в Пардаугаве солидный дом, сын его работал старшим научным сотрудником в железнодорожном институте и писал докторскую диссертацию, дочь была замужем и довольно удачно, сам он имел большую пенсию. Когда Вильям увидел сшитый им пиджак, он сразу понял, что имеет дело с классным мастером, который, может, если и не поспевает за капризами моды, зато работает основательно, с любовью. Как настоящий мастер Константин Иванович на массовую продукцию смотрел с усмешкой: он вообще немного свысока относился к людям, которые носят купленные в магазине костюмы. Он был убежден, что на человеке даже идеального сложения такой костюм не сидит как положено, хоть где-нибудь да морщит. Отношение к массовой продукции вообще определяло отношение Константина Ивановича к работе в «Моде».

— Чего ты переживаешь, — с искренним недоумением спрашивал он Вильяма, — какая разница: чуть больше или чуть меньше размер массового костюма? Какое покупателю дело до размера, ведь он примеряет в магазине!

Но Вильям переживал. После долгих лет, проведенных в дурмане, он жаждал работать. Ему доверили цех, и он хотел превратить его в образцовый.

Он считал, что начинать ему следует с обновления цехового хозяйства.

— На каждой порядочной фабрике имеется лекальщик, — заявил Вильям главному инженеру, — человек, который вместо изношенных лекал делает новые и в соответствующих инстанциях их утверждает.

— Да ну? — Инженер угрюмо усмехнулась. — Вот так новость!

— И нам такой человек необходим! — Вильям не уловил иронии.

— У нас, товарищ Аргалис, такой человек уже есть. Ваша симпатия и секретарша директора в одном лице. Ирена. Может вы знаете?

Глава 8

Инженеру Валентине Мукшане давно перевалило за тридцать, одевалась она со вкусом и в дорогие вещи. Жила одна, а в таком возрасте это уже порождает комплексы: во-первых, делала вид, что мужчины ей абсолютно безразличны и что ее интересует только работа; во-вторых, каждому мужчине на фабрике в своем воображении она приставила по хорошенькой работнице и ко всем им относилась едко. Она очень переживала свое одиночество и не видела из него выхода.

Валентина выросла в многодетной католической семье, где была старшей дочерью. Уже в пятнадцать лет она покинула живописные озера Латгалии и перебралась в Ригу. Чтобы остальным братьям и сестрам досталось на завтрак и ужин по лишнему куску.

Для завоевания столицы она имела трудовую закалку, какую получают деревенские дети, ситцевое платье, привлекательную фигуру почти созревшей женщины и кусок сала для того, чтобы задобрить дальнюю родственницу, у которой она надеялась получить кроватное место.

Все устроилось очень удачно — у родственницы в кухне стоял обтянутый зеленой материей узкий матрац, который она именовала «кушеткой». Еще у нее была большая скука. Проживание такой девчонки обещало известные перемены, разнообразие и сиделку на случай болезни — родственница была уже в том возрасте, когда можно слечь в любой день.

Валентина пошла работать ученицей в швейную мастерскую неподалеку от дома родственницы, — Рига пугала девушку своими просторами, вокруг рассказывали всякие страсти о кражах, грабежах, о том, что из людей варят мыло, и не без основания: это была послевоенная реакция. Валентина сразу же решила, что выходить из дому будет только на работу и в костел, ну, разве что когда сходит в кино: о трофейных фильмах она слышала много восторженных отзывов.

Валентина с детства привыкла к мысли, что работать придется всю жизнь — ни на минуту в ее голове не могла возникнуть мысль о праздной жизни. Она уже изведала, хоть и понемногу, всех тяжелых крестьянских работ и теперь знала, что от них грубеют руки. Поэтому ее практический ум привел ее не на завод, а в швейную мастерскую, где ее приняли ученицей со смехотворно низкой зарплатой. Валентина все время не упускала из виду одно обстоятельство — вдруг придется возвратиться в деревню, тогда она сможет работать портнихой. Реклама «училась в Риге!» тогда будет иметь немалое значение.

Швейная мастерская находилась тогда в помещении, где теперь был раскройный цех. Валентина во всем очень старалась, и все-таки часто вся в слезах выбегала во двор и плакала за конюшнями, потому что всегда находился желающий разыграть простодушную деревенскую девушку или какой-нибудь болван ко всеобщему удовольствию и веселью подтрунивал над ее латгальским выговором. Она изо всех сил старалась научиться правильно произносить слова, поэтому такие шутки были особенно обидны.

По воскресеньям вместе с, родственницей они ходили в костел. Зная об отношении окружающих к религии, на работе об этом она никому не рассказывала. Костел был большой, прихожан много, но в основном это были пожилые люди или совсем маленькие дети, которых женщины приводили с собой — в отличие от Латгалии молодежи здесь не было видно.

В католические праздники, бывало, семья Мукшанов отправлялась в Краславу в храм Святого Людовика, где алтарь был расписан Яном Матейко. Рижский костел не мог равняться с храмом ни алтарем, ни пышностью богослужений. По какой причине Валентина вскоре перестала ходить в костел, никто не мог бы сказать, даже сама она. Может потому, что и родственница ходила туда в основном для того, чтобы узнать кое-какие новости, а вовсе не из религиозных убеждений, а может потому, что Валентина пошла учиться в вечернюю школу, в шестой класс, и у нее, наконец, появились подружки-одногодки. Но смело можно утверждать: антирелигиозная пропаганда не вправе записать в свой актив вероотступничество Валентины, ведь она умела только повторять: «Бога нет!» — а на вопрос, есть ли черт, отвечала уклончиво.