Человек из Утренней росы - [9]

– Ты говорил, что живешь около Хамати, – перевел разговор на другую тему Зиан. – Почему не в самом селении?

– Когда-то давно, лет семь-восемь назад я вместе с отцом действительно жил там, помогал ему в мастерской, ходил вместе с ним на охоту. Мама оставила нас, когда мне не было еще двенадцати. Единственной памятью о ней было вот это кольцо. – Тифей осторожно отцепил булавку от внутреннего кармана, сшитого им специально для ношения кольца у самого сердца, и, достав маленький серебряный ободок, протянул его своему новому знакомому. – Рядом с нами жила дружная семья кожевенника Файра, который был в приятельских отношениях с моим отцом и постоянно брал у него лучшие башмачки для своих дочерей. В одну из них я влюбился, а Файр, замечавший все и вся, в разговорах с моим отцом пророчил нам скорую свадьбу и счастливую жизнь. Ни́ла была замечательной девушкой – милой, веселой. Мне казалось, а может, так и было, что она – самая красивая девушка на всем белом свете. Через месяц я решился сделать ей предложение, отдав ей самое дорогое, что у меня есть, – это обручальное кольцо. Она взяла подарок и сказала, что подумает, а на следующий день сообщила, что готова выйти за меня замуж, если я принесу золотое… – Юноша замолчал.

– И в чем же дело? У тебя не было денег?

– Нет, я мог бы попросить отца, мог бы заработать сам: я уже умел кое-что делать своими руками, но… Понимаешь, я разочаровался. Мне казалось, что она – самая тонкая, чуткая – должна оценить мой поступок, должна понять, что это не просто сувенир, не просто какое-то украшение. Вместо благодарности она потребовала нечто более ценное, вернее то, что ценным было для нее – просто маленький кусочек золота!

– Золото – это благородный металл! Его блеск напоминает свет солнца, в то время как серебро отливает лунным. Ничего удивительного в том, что девушка захотела иметь именно солнечную – яркую и счастливую судьбу!

– Вот именно! Она просто захотела иметь! Иметь золотое кольцо, которое стоит не менее десяти золотых монет.

– Двадцати. Двадцати золотых. И это без соответствующего узора и гравировки.

– Мне всегда казалось, что любовь, какой бы она ни была, невозможно измерить в монетах, литрах, километрах и тому подобных единицах, – сказал Тифей, пряча серебряное кольцо в карман. – Либо она есть, либо ее нет. А тот, кто пытается высчитать стоимость или силу своей любви заблуждается и старается ввести в заблуждение окружающих. Когда я попросил Нилу вернуть мне кольцо, она ответила отказом и сказала, что мы не пара друг другу, и подарок она вернет только в обмен на золотое украшение. После этого разговора я впал в настоящее отчаяние и не ел несколько дней, вера в людей, которой всегда учил меня отец, сильно пошатнулась. Я пробрался ночью в дом Файра и выкрал у Нилы свое кольцо. В ту ночь я решил, что навсегда уйду из Хамати и буду жить в лесу, избегая каждого, кого только увижу, и питаясь тем, что смогу раздобыть.

– И что же было дальше? – внимательно всматриваясь в черты юноши, окрашенные отблесками костра в желто-оранжевый цвет, спросил Зиан.

– Дальше? Когда в Хамати узнали о случившемся, отец Нилы запер ее в своей лавке и пригрозил выпороть при всех жителях, если меня не найдут или если она не извинится передо мной. Все мужчины селения искали меня целую неделю, вдоль и поперек обшаривая лесную часть Тергона – огромное пространство от Восточной сини до западных пределов. А я бежал не уставая, то и дело прячась от преследователей, петляя и изматывая сам себя. Самым страшным были не гудящая боль в ногах, не разрыв с родным краем и дорогими мне людьми, а постоянный спор, не прекращавшийся ни на минуту. Я спорил с Нилой, с Файром, со своим отцом, с лесом, с небом и солнцем, с каждым пнем и каждым камнем, не замечая, что на самом деле спорю с собой и только с собой!.. Словно жуткого дикого и злющего зверя, гнал я себя сквозь самые дремучие дебри, в клочья разрывая одежду, в кровь стирая появляющиеся мозоли. Куда и зачем, не знаю. Только прочь, прочь от людей. Тогда я отрицал все: дружбу, любовь, преданность. Само добро казалось мне просто выгодной пародией на реальность, на тот закон, который действительно правит миром, жизнью каждого. В те минуты рождалось и осознавалось нечто ужасное. День и ночь сливались воедино, и ночи оказывалось больше. Темнота плыла перед моими глазами, странный холод, не ощущавшийся кожей, словно обволакивал с ног до головы, пропитывая каждую частицу меня, сливаясь с самой кровью.

Угли костра зловеще потрескивали, а яркие алые искры взлетали высоко в небо и тут же исчезали во мраке.

– Однажды в нескольких шагах послышалось слабое журчание – это был небольшой ручей. Я решил отдохнуть, омыть раны и, зачерпнув в ладони немного воды, увидел в ней свое отражение: несколько мгновений на меня смотрело нервное, затравленное, чумазое существо. Каким же жалким я показался себе в тот момент, когда в ответ на мою попытку выказать свою злость нежданному свидетелю своего привала образ, навеянный усталостью, просочился сквозь пальцы и уплыл от меня вдоль по ручью. Я упал рядом с ручьем навзничь и начал, катаясь по траве, неудержимо смеяться. Усталость, давшая о себе знать через секунды, старалась все ниже и ниже придавить меня к земле, а я все громче и громче хохотал, вытирая выступающие слезы, и продолжал извиваться, словно змея, придавленная камнем. Несколько раз я скатывался в ручей, поднимался на ноги и тут же опять валился со смеху на бок. Ко мне возвращался вкус жизни, тот самый вкус, который пытались у меня отнять эти бессонные ночи, кровоточащие раны, бессмысленные разговоры с воображаемыми спорщиками. Все это обрело какой-то другой смысл… Наверно, только потеряв все, потеряв себя, можно понять… До конца прочувствовать, как же прекрасен этот мир.