Человек из Утренней росы - [10]

– Твой отец сильно переживал все это время, – заметил Зиан, укоризненно качая головой. – Ты не подумал об этом?

– Мне кажется, что это единственный человек, который понял меня тогда. В то самое время, когда все собирали снаряжение для поисков, с шумом и в страшной спешке распределяли направления, он говорил, что меня не стоит искать, что это бесполезно, и было бы лучше, если бы все занялись своими обычными делами. Однако жители Хамати были очень встревожены и слишком заняты. А когда отец скупил у Файра весь запас выделанной кожи, пошел в свою мастерскую и как ни в чем не бывало начал сапожничать, стали даже поговаривать, что он не смог перенести беды, выпавшей на его долю, и потерял рассудок. Но это было не так. Ровно через пять дней после моего исчезновения отец взял свою суму и ушел в лес. Как он разыскал меня, какими тропами добрался до маленького, совсем неприметного ручья, я не знаю, но только он был первым человеком, которого я увидел после своего недельного скитания. Мы молча перекусили, рассматривая солнечные отсветы на поверхности потока, а затем папа спросил меня: «Сколько раз за всю свою жизнь Нила обманывала тебя?» Я не знал, что и ответить, потому что Нила всегда говорила только правду, возможно, приукрашивая что-то или о чем-то умалчивая, как и любая другая девушка. Но я не мог упрекнуть ее во лжи. «Сколько подлых и жестоких поступков она совершила?» – продолжал отец. Я молчал. «Тифей, сынок, дай людям шанс и не требуй от них совершенства. Ты тоже совершал проступки, но я ни разу, ни разу не отказался от тебя. Я всегда продолжал и продолжаю любить тебя. Помни об этом, помни всегда». Да. Так он сказал.

Ночь затянула все вокруг своим плотным непроницаемым одеялом. Тифей подложив под голову пару сапог и укрываясь походным плащом, лежал около костра и погружался в воспоминания:

– После возвращения в Хамати и веселого праздника в мою честь, на котором Нила извинилась, искренне попросила прощения за свой каприз, мы с отцом направились в мастерскую и работали там несколько дней подряд, прерываясь только на сон и на еду. Не помню точно, сколько сапог и башмаков мы сделали, но на вырученные от их продажи деньги я смог купить золотое колечко для Нилы. Ведь именно таким и был наш уговор – я получу обратно подаренное кольцо только в обмен на золотое. Все сложилось как нельзя лучше… Но я не поменял своего решения жить вне Хамати, не затем, чтобы быть дальше от людей, а для того, чтобы быть ближе к лесу, к природе. Ведь именно она спасла меня от безумия и продолжает спасать по сей день.

Пора было спать. Все в ночном лесу говорило об этом юному охотнику, но его собеседник никак не хотел укладываться. Он прислушивался к каждому шороху, иногда вздрагивал и начинал обшаривать цепким взглядом тень каждого дерева, каждого куста, то сам вдруг начинал греметь перебираемыми украшениями, ворочаться и шуршать оберточной бумагой.

– Так ты, стало быть, идешь в Ванхор, на торговую площадь? – поинтересовался Зиан. – Несешь сапоги на продажу?

– Да, – отвечал Тифей. – Кроме того, мне нужно будет зайти к Овелону Великому и рассказать ему о земельных сборах. Для некоторых людей они непосильны, а некоторым неизвестны. Иногда получается так, что человек, не имеющий земли, считает, что и платить за нее не стоит, а когда приходят стражники и объясняют, что сборы нужно внести всем, оказывается, что у него огромная задолженность. Задолженность эту нужно погасить не позднее недельного срока, в то время когда штраф составляет полную цену земельного участка, способного прокормить небольшую семью, а это почти годовой заработок.

Зиан, утомленный ненужными на его взгляд подробностями, сразу почувствовал усталость. Он растянулся около костра, потер рукой слипающиеся глаза, звонко хрустнул пальцами, разминая суставы, и, сладко зевнув, предложил Тифею продолжить этот интереснейший разговор утром. Уснул торговец столь же внезапно. Юноше ничего не оставалось, как только последовать его примеру и отправиться вслед за новым знакомым в царство непредсказуемых видений.

Зиан проснулся в тот самый момент, когда последний язычок пламени, дрогнув от холода и махнув на все ярко-алой бородкой, угас, оставляя на память о себе лишь запах костра да несколько тлеющих углей. Мужчина тут же поднялся на ноги и принялся спасать языческого божка от неминуемой гибели, то и дело предлагая ему новые дары: сухую хвою, несколько шишек и, наконец, самое щедрое подношение в виде собранного еще с вечера дивного хвороста. Последнее кушанье явно пришлось по вкусу духу огня, и он с радостью занял свое прежнее место.

Одну-две минуты Зиан рассеянно смотрел на пламя, грея замерзшие пальцы. Затем он прислушался и, будто спохватившись, спешно начал собирать вещи. Если бы Тифей проснулся в этот момент, он бы с удивлением заметил, что в сумку торговца отправляется не только личное имущество Зиана. Так две трети съестных запасов юноши были бережно сложены поверх его же пары сапог, вторая пара чуть позже тоже исчезла из-под головы мирно спящего и, прикрывшись накидкой торговца, присоединилась к первой, топор Сирдэка – заткнут за пояс и прикрыт от чужих глаз плащом его сына. Сборы подходили к концу. В абсолютной тишине, которую обычно выпрашивают фокусники, с невероятной ловкостью и удивительной грацией Зиан вынул серебряное кольцо Тифея из его нагрудного кармана…