Человек из Санкт-Петербурга - [37]

Томсон посмотрел на Алекса.

– Боюсь, что так. Как вы думаете, откуда он узнал, где вас можно найти?

Алекс положил ногу на ногу.

– Я не делал секрета из своих передвижений.

– Это следует исправить. Скажите, сэр, вашей жизни когда-нибудь угрожали? – Постоянно, – сдержанно ответил Алекс, – но покушений еще не было.

– Есть какая-либо особая причина, по которой вы стали мишенью для нигилистов или революционеров?

– Для них достаточно того, что я княжеского рода.

До Уолдена дошло, что сложности английских высших кругов со всеми этими суфражистками, либералами и профсоюзами были чепухой по сравнению с тем, с чем сталкивались русские власти, и он почувствовал прилив сострадания к Алексу.

Спокойным, ровным голосом Алекс продолжил:

– С другой стороны, меня считают кем-то вроде реформатора, по русским меркам. Они могли бы выбрать и более подходящую жертву.

– Даже в Лондоне, – согласился с ним Томсон. – В Лондоне во время светского сезона всегда найдутся один-два русских аристократа.

Уолден спросил:

– К чему вы клоните?

Томсон объяснил:

– Интересно было бы выяснить, знал ли преступник чем занимается здесь Орлов, и не явилось ли сегодняшнее нападение попыткой сорвать ваши переговоры?

Уолден засомневался.

– Откуда бы бунтарям узнать об этом?

– Я просто рассуждаю, – ответил Томсон. – А покушение действительно могло бы помешать переговорам?

– Безусловно, – сказал Уолден. От этой мысли ему стало не по себе. – Если бы царю сообщили, что его племянник убит в Лондоне, да еще каким-то революционером, да еще эмигрантом из России, он бы пришел в крайнее негодование. Вы ведь знаете, Томсон, как российские власти относятся к тому, что мы принимаем здесь их политических эмигрантов – наша политика открытых дверей долгие годы вызывала трудности в дипломатических отношениях между нами. А покушение может на целых двадцать лет расстроить всякие русско-английские связи. Ни о каком союзе тогда не может быть и речи. Томсон понимающе кивнул.

– Этого я и боялся. Что ж, сегодня вечером нам ничего больше не сделать. А завтра я поставлю на ноги все отделение. Обыщем парк, допросим ваших слуг и устроим облаву на анархистов в Ист-Энде.

Алекс спросил:

– Как вам кажется, вы сможете поймать того человека?

Уолдену ужасно хотелось, чтобы Томсон ответил утвердительно, но этого не случилось.

– Это будет нелегко, – ответил детектив. – Он, конечно, все продумал заранее, так что у него где-то есть нора, чтобы там пересидеть. А у нас даже нет его точного описания. Если только он не обратится в больницу по поводу ранения, шансы наши не очень-то велики.

– Возможно, он еще раз попытается убить меня, – сказал Алекс.

– Поэтому нам и надо принять защитные меры. Предлагаю вам завтра же покинуть этот дом. Мы снимем для вас, под фальшивым именем, разумеется, верхний этаж в одном из отелей и предоставим телохранителя. Лорду Уолдену придется встречаться с вами тайно, а вам, в свою очередь, безусловно, придется вести весьма замкнутую жизнь.

– Безусловно. Томсон встал.

– Уже поздно. Начнем действовать завтра.

Уолден звонком вызвал Причарда.

– Вас ждет экипаж, Томсон?

– Да. Завтра утром давайте созвонимся.

Причард пошел проводить Томсона, а Алекс отправился спать. Уолден велел Причарду запереть дом, а потом сам пошел наверх. Спать ему не хотелось. Раздеваясь, он позволил себе немного расслабиться и заново пережить все те сложные чувства, которые до сих пор держал в узде. Поначалу он даже ощущал гордость – как никак, думал он, а я вытащил шпагу и прогнал нападавшего: не так уж плохо для пятидесятилетнего подагрика! Но потом его охватила подавленность, когда он начал вспоминать, с каким хладнокровием все они принялись обсуждать дипломатические последствия гибели Алекса – блестящего, жизнерадостного, скромного, красивого, умного Алекса, выросшего на глазах у Уолдена.

Он лег в постель и так и лежал без сна, все вспоминая тот момент, когда распахнулась дверь экипажа и на пороге возник человек с револьвером. Теперь он чувствовал страх, не за себя или Алекса, а за Лидию и Шарлотту. Мысль о том, что и их могли убить, вызвала у него дрожь. Он вспомнил, как держал Шарлотту на руках восемнадцать лет назад, тогда светловолосую и совсем еще без зубов, вспомнил, как она училась ходить и все время шлепалась наземь, вспомнил, как подарил ей пони, и как ее радость от этого подарка оказалась и самой большой его радостью, он вспомнил, как всего несколько часов назад она, уже взрослая и красивая женщина, с высоко поднятой головой предстала перед королевской четой. Если бы она погибла, подумал он, я бы этого не перенес.

А Лидия: если бы погибла Лидия, я бы остался один. Эта мысль заставила его подняться и пройти к ней в комнату. У ее постели горел ночник. Она глубоко спала, лежа на спине, с чуть приоткрытым ртом, и ее светлые волосы беспорядочно разметались по подушке. Она выглядела такой трогательной и беззащитной. Я никогда не умел объяснить тебе, как сильно я тебя люблю, подумал он. Внезапно ему захотелось прикоснуться к ней, почувствовать, что она живая, теплая. Он лег с ней рядом и поцеловал. Губы ответили ему, но сама она не проснулась. Лидия, пронеслось у него в голове, я бы не смог жить без тебя. Лидия долго лежала без сна, думая о том человеке с револьвером. Потрясение было сильным, она даже закричала от ужаса – но дело было не только в этом. В том человеке, в его движениях, фигуре, одежде, было что-то столь сверхъестественно зловещее, что вызывало мысль о привидении. Она сожалела, что не увидела его глаз.