Человек из Санкт-Петербурга - [12]

Он двинулся в сторону 136-го дома на Джубили-стрит, руководствуясь адресом, данным ему Ульрихом. Двухэтажное строение походило на лютеранскую церковь. Наружная табличка гласила, что «Клуб друзей рабочих и институт» открыты для всех трудящихся независимо от их политических взглядов, но другая табличка раскрывала суть этого заведения, указывая, что оно было основано в 1906 году Петром Кропоткиным. Интересно, сможет ли он встретиться с легендарным Кропоткиным, подумал Феликс.

Он вошел внутрь дома. В вестибюле увидел пачку газет, также под названием «Друг рабочих», но уже на идиш: «Der Arbeiter Fraint». Объявления на стенках приглашали на уроки английского, на занятия в воскресной школе, поездку в Эппинг Форест и на лекцию о Гамлете. Феликс вошел в зал, архитектура которого лишь подтвердила его первоначальное предположение: когда-то это был неф нонконформистской церкви. Но его, однако, переделали, добавив с одной стороны сцену, а с другой бар. На сцене группа мужчин и женщин по всей видимости репетировала какую-то пьесу. Возможно, именно этим и занимались анархисты в Англии, подумалось Феликсу, вот почему им и разрешалось иметь свои клубы. Он подошел к бару. Спиртным там и не пахло, зато на прилавке он увидел фаршированную рыбу, маринованную селедку и, о, радость, самовар.

Девушка за прилавком, взглянув на него, спросила:

– Ну?

Феликс улыбнулся.

* * *

Неделю спустя, в день, когда Орлов должен был прибыть в Лондон, Феликс обедал во французском ресторанчике в Сохо. Приехав пораньше, он занял столик у окна. Съел луковый суп, жаркое из филе, немного козьего сыра и выпил полбутылки красного вина. Заказ он сделал по-французски. Официанты были очень почтительны. В тот момент, когда трое из них прошли на кухню, а двое других стояли к нему спиной, Феликс спокойно встал, подошел к двери, взял шляпу и был таков.

Удаляясь по улице, он улыбался. Воровство доставляло ему удовольствие.

Он быстро научился жить в этом городе на минимальные деньги. На завтрак обычно брал за два пьеса сладкий чай и ломоть хлеба в уличном лотке, но это была единственная еда, за которую он платил. На обед воровал на уличных базарчиках фрукты или овощи. По вечерам ходил в благотворительную столовую, где получал миску бульона и сколько угодно хлеба, за что должен был прослушать неудобоваримую проповедь и поучаствовать в пении псалмов. У него имелось пять фунтов наличными, но это на самый крайний случай.

Он жил на Степни Грин в домах Данстена, в пятиэтажном многоквартирном доме, в котором жила половина самых заметных анархистов, обосновавшихся в Лондоне. Он занимал матрас на полу в квартире харизматического белокурого немца, Рудольфа Рокера, издававшего «Der Arbeiter Fraint». Харизма Рокера на Феликса не действовала, так как он имел иммунитет против всяческой харизмы, но преданность того делу вызывала у него уважение. Рокер и его жена Милли для анархистов держали двери открытыми, и в течение всего дня и половины ночи туда приходили бесконечные посетители, посыльные, проводились собрания, обсуждения, сопровождавшиеся долгими чаепитиями и курением. За жилье Феликс не платил, но каждый день приносил что-нибудь – фунт колбасы, пакетик чая, сверток с апельсинами, но он, естественно, их воровал.

Другим анархистам он объяснил, что приехал заниматься в Британском музее, чтобы закончить книгу о природном анархизме в примитивных обществах. Ему поверили. Это были дружелюбные люди, преданные идее и безвредные, искренне верящие, что революцию можно совершить с помощью образования и тред-юнионизма, лекций с брошюрами и поездок в Эппинг Форест. Феликс знал, что за пределами России большинство анархистов было именно таково. Он не испытывал к ним ненависти, но втайне презирал, так как считал их просто трусливыми.

И все же, среди подобных группок всегда находилось несколько агрессивных людей. Когда понадобится, он найдет их.

А пока его занимали мысли о том, приедет ли Орлов и каким образом он сможет убить его. Но бессмысленно было поддаваться беспокойству, поэтому он пытался отвлечься, занимаясь английским. В космополитической Швейцарии он немного выучил этот язык. А за время долгой поездки в поезде по Европе освоил школьный учебник для русских детей и английский перевод его любимой «Капитанской дочки» Пушкина, которую на русском он знал почти наизусть. Теперь же он каждое утро прочитывал газету «Таймс» в клубе на Джубили-Стрит, а по вечерам прогуливался по улице, заводя разговоры с пропойцами, бродягами и проститутками – людьми, которые больше всего были ему по нраву, так как они не подчинялись общепринятым правилам. Тексты из книг смешались со звуками речи, звучавшей вокруг него, и вскоре он уже мог объясняться. Еще немного и он уже будет говорить по-английски и о политике.

Выйдя из ресторана, он двинулся в северном направлении, пересек Оксфорд-стрит и оказался в немецком квартале к западу от Тоттенхэм-Корт-Роуд. Среди немцев было много революционеров, но больше всего коммунистов, чем анархистов. Феликса восхищала дисциплина в рядах коммунистов, но авторитарность их партии вызывала у него подозрения, да, к тому же, он совершенно не годился для партийной работы.