Человек из прошлого - [6]

— На сердце жаловался, на что еще… — отвечает Илиев, — Но хоть и плохо было с сердцем, а от мастики не отказывался. Двести граммов в день, а это вред какой… Даст сердце осечку — и конец… Так и вышло…

— Да, так и вышло… — соглашаюсь я. — Во всяком случае, в общих чертах. Хотя и не совсем так…

Закуриваю снова, потом смотрю в упор на хозяина и произношу несколько другим тоном:

— Слушайте, Илиев. Что касается смерти Медарова, вы, бесспорно, правы. Это верно. Человека нет. Что до остального— боюсь, что ваша версия не подтверждается фактами. Медаров умер не от сердечного удара. Медаров был убит.

— Убит, — повторяет хозяин с подчеркнутым удивлением.

— Да, — киваю я. — Разве вы до сего времени не предпологали, что это могло произойти?

Илиев смотрит на меня так, словно не может понять смысл моего вопроса.

— Разве вы до этого момента не допускали мысли, что Медарова могли убить? — настаиваю я.

— А как я мог допускать? — Хозяин смотрит на меня настороженно.

— Как могли допускать? — отвечаю я. А для чего, по- вашему, миллиционер охраняет эту комнату? Для чего мы ее обыскивали? Для чего я сижу тут и разговариваю с вами? По той причине, что кто-то скончался от сердечного приступа? Бросьте, Илиев, вы же не ребенок!

— Говорю же вам, я не допускал мысли… — смущенно повторяет Илиев.

— Может быть, вы не были уверены? Может быть, допускали, но не были уверены?

— Да нет, честно говорю, не допускал, — упорствует Илиев. — Я думал, что все это потому, что он был осужден, сидел в тюрьме…

Я пытаюсь поймать взгляд Илиева, но он бессмысленно воззрился на фаянсовый гибрид, стоящий на столике. Может быть, он лжет? А может быть, действительно ничего не понимает в следственных формальностях? Снова закуриваю, ожидая, какой из этих двух возможностей будет больше отвечать дальнейшее поведение человека. Но он сидит, все так же безучастно взирая на гибрид и лошади и сенбернара.

— Да-а-а… — прерываю наконец паузу. — А я надеялся, что вы окажете мне помощь…

— Почему именно я? — вздрагивает хозяин.

— Как — почему? Потому что вы человек рабочий, потому что наша власть — это наша совесть, потому что только такие люди, как вы, — ее опора.

— Я всегда делал что мог, — устало отвечает Илиев. — Не буду хвастать, но на заводе меня ставят в пример. Все, что у меня есть, мне дала наша власть. И я даю ей все, что могу…

Он замолкает. Я тоже молчу и машинально считаю удары настенных часов, которые отчетливо отстукивают секунды. Я досчитал до десяти, когда хозяин оторвал взгляд от фаянсового животного и посмотрел на меня. В глазах его была подавленность, и боль, и просьба.

— Скажите, если можете, в чем я виноват? Сколько лет работаю, ударник, у меня дом, семья, старший сын окончил школу и пошел в армию, младший— отличник, учится играть на скрипке… Скрипка… Я в его годы другого инструмента, кроме французского ключа, в руках не держал… Дети растут, мы работаем, живем, как люди… И вдруг меня находит человек из прошлого, обосновывается в моей квартире, впутывает меня в свои истории… Ну скажите, в чем я виноват, кроме того, что совершил глупость, впустив его в свой дом?..

Илиев смотрит на меня так, словно ждет от меня объяснений. Но моя профессия такова, что я сам жду объяснений, а не даю их кому-либо. В данный момент жалоба Илиева выглядит довольно искренней, но это "выглядит” — величина весьма растяжимая.

— Видите ли, Илиев, я не утверждаю, что вы в чем-либо виновны. Я говорю вам, что просто рассчитывал на вас. Думал, что вы вспомните какие-то детали, какие-то подробности, которые, может быть, пропустили во время следствия…

— Но то, что я знал, я сказал… Может, я пропустил что- нибудь, но шутка ли, двадцать лет прошло… Старые дела…

— Старые, это правда. Но старое иногда умирает мучительно и долго. Вы же сами видите, что получилось. Думали, что все давно миновало, и вдруг является человек из прошлого. Вообще, как говорят, труп старого нельзя зарыть в землю. Это старое еще отравляет своим гниением воздух, и вот такие люди, как я, должны заниматься дезинфекцией. Но оставим обобщения, и вернемся к будничным делам. Если далекое прошлое забыто, удовлетворимся нашим временем. Что делал в этот день ваш жилец?

Илиев выглядит несколько сбитым с толку неожиданным поворотом нашей беседы. Этот человек, как видно, легко теряется.

— Вчера? — спрашивает он, чтобы выиграть время и собраться с мыслями. — Вчера он не делал ничего особенного… Жена говорила, весь день сидел дома.

— А когда он вышел?

— Наверно, около восьми вечера. Я только пришел, а я прихожу в полвосьмого или чуть позже.

— Ничего не говорил?

— Ничего. Он вообще был не очень разговорчивый.

— Вы не заметили в его поведении чего-нибудь необычного? — настаиваю я.

— Ничего особенного. Запер свою дверь, его комната всегда была запертой, когда он не бывает дома. И ушел.

— А вы?

— Что — я? — недоумевает Илиев.

— Вы не выходили вечером?

Недоумение собеседника сменяется легким беспокойством.

— Нет. Никуда.

— Хорошо, — говорю, поднимаясь. — На сегодня достаточно. Хотя, честно говоря, я ожидал узнать от вас больше. Мы особенно рассчитываем, Илиев, на таких, как вы…