Человек из оркестра - [43]
7 мая 1942 г. <…> Я по-старому нахожусь все на старом месте, но, будучи музыкантом, очень мало приходится заниматься по своей специальности. Работаю все время экспедитором. Сейчас, как пошли трамваи, стало легче для ног: не так уж устаешь и меньше приходится ходить. <…> Многие из моих товарищей по консерватории и муз[ыкальному] училищу находятся на фронте, т[о] е[сть] на передовых позициях, и многие из них кто убит, кто ранен. Еще прошлой зимой подавал докладные, чтоб отправили на передовые позиции, и до сих пор не отправляют. Как-то досадно, что все товарищи находились на фронте, а ты отсиживался в тылу, хотя Ленинград, по существу, по настоящее время можно назвать фронтом.
15 мая 1942 г. <…> Я пока жив и здоров, но в эти дни чувствую некоторую усталость, особенно устают ноги, наверное, следствие нехватки жиров. Но ничего, скорее бы кончилась война; тогда я бы приехал к тебе и мы вместе копали огород и сажали овощи, в общем, наготовили бы столько продовольствия на зиму, что нам бы хватило до следующего урожая овощей. Купили бы рису, круп разных. Ты бы варила плов. О, как хочется попробовать плов, разные каши, я бы работал, в общем, голодные не сидели. Но, кажется, я размечтался о дальнейшей жизни, надо выйти из войны живым и невредимым, тогда все остальное будет.
20 сентября 1941 г. <…> Очень жалею, что не уехали все вместе, надо было все бросить. <…> Окна мы забили в комнатах досками от сарая. <…> Театр, где играли, требует очень большого ремонта[25]. <…> Я такая стала трусиха, все у меня трясется внутри, а папа бледнеет и теряет голос. Как вечер — сидим в коридоре, поставили там себе кушетку. <…>
27 сентября 1941 г. <…> Вчера папа был на Радио — за ним прислали. Там осталось пять скрипачей. Была репетиция, и сегодня тоже, а завтра концерт. Ему очень приятно было поиграть, он очень соскучился. <…>
10 октября 1941 г. <…> 12-го будет концерт симфонический. Музыканты оставшиеся Филармонии и Радио. Хорошо было бы, если бы в этот день был дождь — общая мечта[26]. <…> Репетиции у папы каждый день в 12.30 дня. Папа сейчас как бы помощник концертмейстера. <…>
13 октября 1941 г. <…> Аппетит у меня и у папы есть, к сожалению, и иногда из-за супа и киселя приходится ходить в Дом ученых[27]. <…> Папа 19-го играет соло в концерте в Филармонии, будет и с балетом играть. Вчера публика устроила ему большую овацию. <…>
23 октября 1941 г. <…> Вчера папу и Брика[28] вызвали в Комитет по делам искусств, предложили вывезти их, но они отказались… <…> Тут у отца пока есть работа. 26-го, в воскресенье, будет опять симфонический концерт. Странное дело — у меня, как и у папы, очень большой аппетит. <…>
24 октября 1941 г. <…> 26-го (воскресенье) днем хочу пойти в Филармонию. Идет Четвертая симфония Чайковского, дирижер Рабинович. Билеты давно все проданы. <…>
31 октября 1941 г. <…> В Народном доме хотят устроить оперу, но немного запоздали. Радио раньше всех собрало отовсюду оставшихся музыкантов — из Малого оперного, Филармонии, Кировского театра и оставшихся на Радио, и вышел приличный оркестр, только духовые часто врут. 7, 8 и 9-го [ноября] много концертов, но как они пройдут, меня многое беспокоит. <…>
20 ноября 1941 г. <…> С 6 часов вечера я начинаю волноваться, все из-за отца, когда у него вечерняя передача. <…> Скончался у нас Игорь Алекс. — смерть тихая, уснул. Сложная история хоронить, в особенности с гробом.
Он три дня лежал в комнате, а потом в коридоре в гробу, у которого мы с папой как-то пили чай и ели вечером. <…>
11 декабря 1941 г. <…> Я тут совсем упала духом, тем более что отец стал такой сердитый, раздражительный, придирается к каждому слову, и все это, понятно, из-за его строгой диеты. <…> Папа застудил себе пальцы и сейчас мается — ему мучение играть. В Радио холодно, в Филармонии холодно. В будущее воскресение будет концерт, и, верно, это последний. Да и пора. <…>
15 декабря 1941 г. <…> Нас выручает Дом ученых. Папа через день ходит за обедом, а уж я дома из него что-нибудь составляю. <…> Обещают теперь улучшить питание, а то смертность невероятная, всё везут и везут на санках.
Очень много умирает молодых. Концертов в Филармонии и в Радио нет — не топят, очень холодно, и концерты отменены. <…>
22 декабря 1941 г. <…> Заходил дядя Володя. Я испугалась — так он страшен, лицо распухло. <…> Невероятно изменились музыканты, где папа играет. Одно желание у всех — скорее бы этих проклятых отогнали бы от нас. <…>
2 января 1942 г. <…> У нас теперь большие морозы. Очень трудно работать. На Радио совсем не топят, играем в шубах и перчатках. Такой же холод в Филармонии. Концерты часто отменяются или переносятся. <…>
5 февраля 1942 г. <…> У нас, правда, совсем плохо. Люди мрут как мухи, много знакомых умерло от истощения. <…> На службах обеды давали только суп, а второго совсем не давали или очень редко каша на воде, а если мясное, то обыкновенно на всех не хватает. Хорошо, что я с мамочкой получаем обеды в Доме ученых. Хоть и маленькие порции, но всегда, кроме супа, второе блюдо: лапша или каша, и довольно часто мясное. Кроме того, я имею оборонный пропуск, так что крупяные и мясные талоны даю на 50 % меньше.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.