Человек из оркестра - [22]

Шрифт
Интервал

, через который я пробегаю несколько раз в день. На Радио внизу я увидел Прессера, которого просил назначить меня на дежурство в Филармонии еще во время репетиции, чтоб я там ночевал на Радио. Прессер велел мне взять пропуск и пройти. На дежурство он меня не назначал, но, объявив меня на казарменном положении>{274}, предложил идти завтра с 8-ми до 11-ти утра убирать снег вместе с другими назначенными оркестрантами. Я согласился и пошел наверх>{275}, где, мне сказали, есть свободная койка. Поговорив с ребятами, я лег спать на койку Сергеева>{276}. Сегодня я не обедал и имел голодный день. От пайка хлеба я оставил себе маленький кусочек на утро, грамм 40, и съел свои 3–4 конфетки.


14 декабря.

Встал около 7-ми час. Покурил лежа. Пришел Срабов>{277} и поднял нас идти работать. Нас 5 чел.: Лейбенкрафт, Шредер, Ясенявский, Срабов и я. Пошли в райсовет, который дал на нас требование, и оттуда нас направили на очистку снега>{278} у дома 2 на Марата. Угловой с Невским. Мы опоздали в райсовет, придя туда в 20 мин. 9-го вместо 8-ми. В жакт дома мы пришли около 9-ти. Там нас не ждали, и никаких распоряжений насчет нас заранее сделано не было. Не было ни дворника, ни управхоза>{279}, и мы ушли, но вернулись, полагая, что нас в райсовете отправят в другое место. Мы хотели, чтоб нам подписали явку. Никто этого, конечно, не хотел сделать. Мы сидели в теплой конторке, пока спавший там квартальный>{280} вызывал управдома и дворника. На это тоже ушло полчаса. Когда после угроз квартального и двойного хождения дежурного явился дворник и нас повели на работу, уже было полдесятого. Поработали мы до 11. Вместе с нами работали 4 дворника, которые вполне управились бы сами. Я оттуда пошел в ТЮЗ. Деньги были, но кассирша сказала, что будет платить не раньше 12-ти. Дали свет. Она пошла куда-то и сказала, что мне платить сегодня не будет. Пошел в ДКА. Пообедал. Затем на Радио. Репетиция[13]. К Нюре не дозвонился. В общежитии курил, разговаривал. Лег спать. Надо переждать до оформления. Завтра уж оформлюсь и поеду домой. Там отъемся у Нюры за эти голодные дни.


15-е декабря.

Спал как будто спокойно. Встал в 9 час. Уже 2 дня не мылся. Пошел оформляться, но это, оказывается, не так просто. Заполнил анкеты, сдал ей трудкнижку, фотокарточки, которые, к счастью, оказались при мне в достаточном количестве (3 шт.), и потом только нужна была резолюция Хухрина для оформления меня на работу. Утром я пошел в столовую, чтоб взять кипятку, но его там не было, зато я взял хлеб, отдав ей отрезанный от карточки талон. Я так боялся, что он пропадет. Таким образом, я, кажется, не потеряю своей нормы хлеба, даже если получу новые карточки 17-го. Мои бумаги мне управдел или завкадрами (кто она там?) сказала, чтоб я известил Прессера отнести их Хухрину. Я пошел в убежище, где жил Ал. Ром., и, найдя его там, сказал ему. Он велел ждать Хухрина. Я пока слушал внизу радиоизвестия. К сожалению, ничего нового особенно хорошего, к чему мы последние дни привыкли, не было. Наконец пришел и Хухрин. Прессер почему-то не хотел к нему идти и сказал, что они сами все сделают. Но я ему сказал, что они могут это затянуть и я останусь на несколько дней без хлеба и продуктов. Это мизерное питание — 125 гр. хлеба и пол-обеда: суп или второе — имеет тем большую цену, что лишение его на пару дней гораздо на больший срок ускоряет голодную смерть. Он попросил меня подождать, пока он сходит в булочную, и потом он пойдет со мной и все сделает. Наконец это сделано. Хухрин написал резолюцию. Эта дама поставила мне штамп на паспорте и дала 2 бумажки: на пропуск и на продуктовые] карточки. Я сдал на пропуск, прождав напрасно и долго зав. карточками Шведер>{281}, и вернулся опять ее ждать. Ко мне подсел Алайцев. <…> На днях он меня спрашивал, не отдает ли кто собаку. Оказывается, он ее хочет съесть>{282}>{283}. Пока мы с ним говорили, из комнаты напротив вышла сама Шведер, которую он мне указал и не очень хорошо до этого охарактеризовал. Действительно, особа длинная, сухая и не особенно привлекательная, но я был выдержан, спокоен и вежлив. Она взяла мои справки и велела прийти завтра в это же время за карточками. Итак, я сегодня здесь все сделал. Даже дозвонился к Нюре, чтобы мы оба пришли домой ночевать, что было довольно трудно. Ее не звали к телефону, и днем мне посчастливилось попасть на женщину — зам. директора столовой, которая дружна с Нюрой, и я ее добился. Она тоже эту ночь дома не ночевала. Пошел в ТЮЗ с намерением потом пойти в ДКА обедать. За эти дни треволнений, беготни и голода я ослаб. Кассирша мне денег не дала из-за изменения приказа о моем увольнении и связанного с этим перерасчета. За это время, что я был в ТЮЗе, не было бухгалтеров, и я пошел пока обедать. После обеда опять в ТЮЗе. Как мне этот театр надоел! Они должны были улететь 5-го, а сегодня 15-е, и они все еще не знают, когда полетят. После объяснения с бухгалтерией мне платить все же нельзя из-за неправильного перерасчета. Завтра мне не велено приходить, ведь этот перерасчет очень трудно сделать. Домой пошел без 20-ти 4. На Невском порваны провода — результат уже состоявшегося обстрела. Иду и боюсь — это время обстрела мостов. Прошел мост, вдали слышны звуки разрывов. Это пока где-нибудь на Маклина. Скоро будет и здесь. Мое предположение на этот раз оправдалось. Когда я был уже на набережной у 1-й линии, где-то здесь близко ударило. Я прибавил шагу. Вот на 4-й линии опять ударило. Я побежал мимо Академии и прибежал совсем запыхавшийся домой. Началась частая, раздражающая стрельба. В печке были щи. На окне я обнаружил кусок колбасы. Я ее попробовал. Скоро пришла Нюра. Я разжег печку. Мы согрели щи, и я разлил их на 2 тарелки, достал последние сухари. Нюра вытащила кусочек хлеба. Мы поели. Пили чай. Нюра поставила варить макароны. После чая поели макарон. Нюра все пихает мне, я еле уговорил ее съесть блюдечко макарон. Мне кажется, что она тоже не очень сыта. Стрельба понемногу прекратилась, и мы легли спать. Во время ужина зашел Тюнер попросить папиросной бумаги, а у нас на столе было сахару, как в хорошее время. Он с удивлением смотрел на это. Я умылся, переоделся, приготовил себе в портфеле тарелку, чашку, ложку, вилку, конфеты, полотенце, положил туда банку крабов. Нюра на все это смотрела с ужасом, угадывая, что я собираюсь надолго остаться на Радио. Но я ее успокаивал, что буду только изредка там ночевать. Действительно, кроме опасности в пути, очень трудно идти пешком туда и обратно, но главное, это, конечно, снаряды. Голова болела, но порошка я не принял. Под одеялом все-таки холодно. Как я ни хотел послушать последние известия, я за несколько минут до передачи уснул.


Рекомендуем почитать
Строки, имена, судьбы...

Автор книги — бывший оперный певец, обладатель одного из крупнейших в стране собраний исторических редкостей и книг журналист Николай Гринкевич — знакомит читателей с уникальными книжными находками, с письмами Л. Андреева и К. Чуковского, с поэтическим творчеством Федора Ивановича Шаляпина, неизвестными страницами жизни А. Куприна и М. Булгакова, казахского народного певца, покорившего своим искусством Париж, — Амре Кашаубаева, болгарского певца Петра Райчева, с автографами Чайковского, Дунаевского, Бальмонта и других. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Издание второе.


Октябрьские дни в Сокольническом районе

В книге собраны воспоминания революционеров, принимавших участие в московском восстании 1917 года.


Тоска небывалой весны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Прометей, том 10

Прометей. (Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей») Том десятый Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» Москва 1974 Очередной выпуск историко-биографического альманаха «Прометей» посвящён Александру Сергеевичу Пушкину. В книгу вошли очерки, рассказывающие о жизненном пути великого поэта, об истории возникновения некоторых его стихотворений. Среди авторов альманаха выступают известные советские пушкинисты. Научный редактор и составитель Т. Г. Цявловская Редакционная коллегия: М.


Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.