Человек из Назарета - [36]

— «Да явится на рабах Твоих дело Твое и на сынах их слава Твоя…»[73]

— Почему ты поступил так с нами, сын мой? — печально, без всякого гнева спросил Иосиф. — Простите нас, преподобные господа. Мы его всюду искали и уже опоздали на караван, который возвращается в Назарет. Нехорошо это, сын, с твоей стороны. Видишь, твоя мать плачет.

Иисус в изумлении поднял брови. Мгновение он глядел на своих родителей так, словно видел их впервые, затем сказал:

— Но вы знали… Вы должны были знать, где я буду. Где я мог бы еще находиться, кроме как в доме отца моего?

То был несправедливый упрек, поскольку во время этого паломничества Иисус не имел обыкновения постоянно бывать в Храме. Но Иосиф сказал только:

— Пойдем, сын. Мы еще можем догнать караван.

Несмотря на то что Святое Семейство и их ослик шагали быстро, им не удалось догнать караван.

В двадцати милях от Иерусалима на них напали грабители, хотя у Иосифа и Марии, кроме ослика, не было ничего, что можно было бы забрать. Однако, увидев странного подростка, обратив внимание на его рост, размер кулаков, напрягшиеся мышцы и загадочную улыбку и не заметив каких-либо признаков страха на его лице, разбойники сказали: «Шагайте своей дорогой, нищие. Будь вы побогаче, плохо бы вам пришлось».

Это, полагаю, можно было считать чем-то вроде чуда.

ВТОРОЕ

Иисусу теперь приходилось работать за двоих, поскольку его приемный отец постарел, стал слаб здоровьем и все больше времени проводил, сидя на табурете у входа в мастерскую, сплетничая, сравнивая боли и недуги с другими признаками старения. Он все чаще оставлял прием и выполнение заказов, да и расчет за работу на усмотрение Иисуса. Их теперь было только двое, поскольку Иоанн, помощник Иосифа, давно последовал примеру Иакова, женился и открыл где-то свою собственную мастерскую. Несмотря на тяжелую работу, вечерами, когда спадала жара, Иисус находил время для занятий тяжелыми физическими упражнениями, какими обычно увлекаются молодые люди, — борьбой, бегом, метанием камней. Однако время также находилось (пусть это никого не шокирует) и для более легких развлечений — Иисус ухаживал за темноглазыми красавицами, вел с ними льстивые разговоры, а иногда даже пел под звуки двухструнной скрипки:

О Боже мой, какал стать,

Какая слаженность в движениях!

Что я могу еще сказать

Для выражения восхищения?

Неужто мне до свадьбы ждать?

Эти ухаживания, как все понимали, не были чем-то серьезным — всего лишь легкая практика. Но все также понимали, что ухаживания пойдут всерьез тогда только, когда ухажер будет готов покинуть родительский дом и начать самостоятельную семейную жизнь.

Однажды утром Иосиф подозвал к своей постели Иисуса:

— Кажется, не поднимусь сегодня. Думаю, останусь лежать.

— Тебе нездоровится?

— Опять эта боль в животе слева. Она стихает, только когда я лежу.

— Могу я чем-нибудь помочь тебе?

Иосиф знал, что он имеет в виду. В Египте Иосиф обучился разным способам снятия боли — растираниям, массированию пораженных болезнью участков тела, приготовлению успокаивающих желудок отваров из трав — и передал это знание Иисусу. Иисус, со своей стороны, научился успешно лечить не очень тяжелые недуги: тугоподвижность суставов, головную боль, а также боль зубную (на тонкой щепке углем трижды писалось магическое заклинание «Кера, кера, фантолот», затем щепка сжигалась, и пепел от нее накладывался на зуб). Однажды произошел примечательный случай. Один старик истерически закричал, что он ослеп и что это для него страшное горе, поскольку жена его недавно скоропостижно скончалась, а сын, как пишет из Иерусалима двоюродный брат, пошел по плохой дорожке и оказался в тюрьме. Тогда Иисус, используя свою слюну, похлопывания, мягкие, успокаивающие слова, произнесенные, однако, властным тоном, внушил старику, что тот в действительности не ослеп — просто душа его поражена горем. Старик прозрел и, громко восхваляя Бога, всем и всюду рассказывал о некоем молодом человеке, творящем чудеса, что приводило Иисуса в немалое смущение.

— Не думаю, что ты сможешь тут что-нибудь сделать, — сказал Иосиф. — Я стар и должен ожидать подобных вещей. У меня нет особого желания жить. Свою работу на земле я уже сделал. И верю, что был любим Богом, ведь он оказал мне великое доверие. Самое великое, какое только может быть в этом мире. Когда-то жил старик по имени Симеон. Я, возможно, упоминал о нем…

— Несколько раз.

— Видишь, и память моя слабеет. Я довольно хорошо помню свое детство, но не могу вспомнить то время, когда был полон сил и когда начал стареть. Я сделал больше, чем этот Симеон, который был просто свидетелем зари, предвещавшей спасение. Я же наблюдал, как спаситель мужал, и, более того, простирал над ним свое отцовское попечение. Только жаль, мне не суждено увидеть, как начнется искупление грехов человеческих.

— Должно пройти какое-то время. На подготовку уйдут долгие годы. Многие, которые не поверят, станут противодействовать. Но прежде я должен достичь необходимого возраста. Я должен делать мою работу. Мне уже поздно открывать свою мастерскую. — Иисус положил свою прохладную ладонь на горячий лоб Иосифа и сказал: — Отдыхай.