Человек из Ларами - [22]
Хансбро тут же вскинул голову. Разбитые губы шевельнулись.
— Но у меня в городе дела, — глухо проговорил он.
— Отложи их, Вик. Через полчаса зайди ко мне. И ты тоже, Дейв.
Размытое пятно на другом конце стола застыло в нерешительности, но весь протест вылился лишь в ворчливое «конечно».
Немного погодя, расхаживая по своему кабинету в южном крыле, Вэггоман размышлял о едва не состоявшемся бунте. В последнее время в поведении управляющего всё явственнее проступала самоуверенность.
Заполнявшие восточные окна лесистые склоны пика Колорадо заслоняли ранчо от остального мира, компенсируя его отсутствие устремлёнными ввысь утёсами, отвесными обрывами, тёмными впадинами и изгибами ущелий. И каждую их пядь Алек Вэггоман знал как свои пять пальцев. Теперь мысль об этом отзывалась болью.
Вглядываясь изо всех сил в окно, он видел только тёмный, неясный силуэт. Форму без содержимого.
На юге, за стеклянной дверью, взгляду открывались уходящие вдаль холмы и раскинувшиеся за ними, теряющиеся в сизой дымке луга. Только теперь, когда Вэггоман смотрел в ту сторону, дымка не висела за холмами, а начиналась на широкой веранде, прямо за стеклянной дверью. И она быстро сгущалась.
Умытая солнцем, прекрасная земля не исчезла, она всё ещё была там. И восхищаться ею будут даже те, кто ещё не появился на свет. Но Вэггоман знал и другую, горькую правду. Для него она ушла, пропала, сохранилась только в воспоминаниях. Смотреть в западные окна, на двор, он не стал — его ждала работа. Бумажная работа. Конечно, с ней бы справился и Дейв, да только ему такое занятие было не по душе.
Вдоль одной стены в этом непритязательном, скромно обставленном солнечном кабинете с пузатой печью, ящиком для дров и песочницей в углу стояли длинные скамьи и несколько деревянных стульев. На полу — шкура гризли. У дальней стены — стойка для ружей. На полках — картонные коробки.
Люди приходили сюда за приказаниями и одолжениями. Приходили покупать, продавать и просто проведать. Эту комнату называли по-разному: кто-то — Орлиным Гнездом, кто-то — Воровским Насестом, кто-то изобретал названия и куда менее благозвучные. Губы под белыми усами дрогнули в улыбке. Вэггоман прошёл к письменному столу с убирающейся крышкой и нехотя опустился на стул. Слева стол заливал падающий из окна свет, но цифры в лежащих перед ним счетах всё равно расплывались.
Раньше зрение хоть иногда немного прояснялось, но в последнее время оно либо оставалось стабильно плохим, либо только ухудшилось. Вэггоман положил бумагу на стол, поднял большие руки с заскорузлыми пальцами и потёр глаза.
Слепота. Беспомощность.
В бессильном жесте он уронил тяжёлые кулаки, и они упали на стол. Бумажки подпрыгнули. Минуту-другую старик сидел неподвижно, глядя на расползающиеся цифры.
Мэтт Селдон, доктор, которого Коронадо ещё не заслужил, объяснил ему всё простыми словами. Катаракта. Глазные линзы мутнеют, утолщаются. Как яичный белок при варке. Тусклые, непроницаемые шторы закрывали от него мир, безжалостно заслоняли свет и жизнь, всё светлое, чистое, настоящее.
Мэтт Селдон посоветовал проконсультироваться у лучших окулистов — в Сент-Луисе, Чикаго, Филадельфии, Нью-Йорке, Бостоне... А ещё один хороший глазной врач жил в Сан-Франциско...
Вэггоман побывал у них. Верхом, в дилижансе, в железнодорожном вагоне — он добирался до приёмных в этих больших городах. Все врачи подтвердили диагноз Мэтта Селдона.
Вэггоман протяжно вздохнул. Что ж, Мэтт, по крайней мере, не станет болтать. Потому что знает, какими могут быть последствия. По ступенькам крыльца протопали сапоги, и Вэггоман повернулся к двери.
Они пришли вместе, Дейв и Вик Хансбро.
— Закройте дверь, — коротко распорядился старик и, повернувшись в скрипучем вращающемся кресле, посмотрел на обоих. — Время подумать у вас было, так что объясните, чем вы занимались вчера у солёных озёр.
— Я поехал за тем парнем, — хмуро сказал Дейв. — Мы его поймали — воровал нашу соль.
— Как ты узнал, что он там?
— Фрэнк Даррах проболтался, что этот Локхарт отправился к озёрам грузить соль.
— Даррах, значит? Вот как... — Вэггоман помолчал. — Понятно. Ну вот. Даррах вас обоих выставил дураками.
— Как это он... — начал возмущённо Дейв.
— Помолчи! — коротко отрезал старик. — Вик должен был знать. И ты тоже, Дейв, должен разбираться в делах получше, если рассчитываешь встать когда-нибудь у руля «Колючки». Сегодня утром Локхарт получил в банке деньги. На этом точка.
— Можно подумать, ты никого не ломал? — вспыхнул сердито Дейв.
С минуту Алек Вэггоман молча смотрел на сына. В детстве Дейв был милым малышом. Потом вырос, стал крепким, симпатичным парнем. Сильным. Горячим. Пошёл в мать. И характер у неё же взял. Да, они все гордились сыном. Оглядываясь с грустью в прошлое, Алек Вэггоман уже и не мог вспомнить, когда его стали беспокоить крутой, буйный нрав Дейва, упрямство, желание всё сделать по-своему, независимо от последствий.
Не так уж всё и плохо, попытался успокоить себя Вэггоман. В молодости все такие. Неуправляемые. Просто ещё не побывал в узде.
— Конечно, ломал, — начал он спокойным, доброжелательным тоном. — Когда человек ищет неприятностей, он обычно их находит. Тех, кто пытался меня провести, я ломал. Только так можно было построить и удержать ранчо.
Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».
Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.
Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.
Когда сны становятся реальностью…– Раз я вижу это не одна, значит я, всё же, не сошла с ума. И делала правильно, что придавала столько значения своим снам. Не я одна, как видите, вижу этот чёртов маяк!
1568 год. В государстве Московском разгул опричнины. «Царевы псы» бесчинствуют в городах и весях, пытая и насилуя, порой уничтожая целые поселения. Так случилось и с родной деревней Фёдора, сына поморского лоцмана. Пареньку повезло. Он не только уцелел, но и стал обладателем тайных бумаг английского дипломата. Вместе со своим крёстным, морским купцом, Фёдор отправляется в Англию искать лучшей жизни и оказывается на службе у самого Френсиса Дрейка!..
Испанский плантатор Антонио Бенавидес тайно прибывает в Порт-Ройял, где договаривается со своим деловым партнером Коллинзом о контрабандной поставке на Кубу партии африканских невольников. После ухода испанца Коллинз вызывает капитана флибустьеров Рока Бразильца, своего агента и должника, и предлагает ему перехватить судно Бенавидеса, которое должно доставить в условленное место большую сумму денег, предназначенных для оплаты негров-рабов. Когда судно под командованием Мигеля Бенавидеса, сына дона Антонио, появляется в водах Москитового острова, его захватывает шайка Бразильца.
Пиратский фрегат «Королевский охотник» захватывает в водах Гвинейского залива корабль «Провиденс», принадлежащий Королевской Африканской компании. На борту приза найдена шкатулка с секретным письмом, адресованным губернатору Форт-Джорджа (остров Генриетты) сэру Генри. Пленный капитан не имеет «ключа» к шифру, и пираты не могут прочитать это письмо. Выдав себя за военных моряков, пираты хитростью захватывают Форт-Джордж и берут в заложники всех его обитателей, включая губернатора и его дочь. Под угрозой расправы сэр Генри передаст пиратам «ключ» к шифру.
Рэйчел Закари не знает, что за тайну хранит её прошлое и почему так мрачно смотрят на неё приезжие с соседних ферм. Ходят слухи, что краснокожие претендуют на жизнь молодой девушки, и любой, кто встанет на её защиту, — подпишет себе смертный приговор. Драматическую историю «Непрощённой» поведали с киноэкранов звёзды первой величины — Одри Хепберн и Берт Ланкастер.