Человек из грязи, нежности и света - [10]
– Ты сошла с ума, – прошептал Эскин.
– Ты сам виноват, – прошептала в ответ Соня.
– Значит, мы оба сошли с ума, – уже обрадовался Эскин, – наверное, это от счастья?!
– Не знаю, – вздохнула Соня и мечтательно поглядела в окно. За окном накрапывал дождь, и его слезы медленно сползали по стеклу.
– Если хочешь, можешь ко мне не приходить, – грустно вздохнул Эскин.
– Я не знаю, я совсем ничего не знаю, – она глядела в окно и как будто ничего там не видела. Дождь шел, а они молчали, едва обнимая друг друга.
Эскин тоже глядел в окно, ему хотелось даже вылететь из него, навсегда, запомнив это обнаженное нежное тело, эти ярко-красные волосы на лобке и ее то ли синие, то ли зеленые от плача глаза.
Он глядел в ее глаза и видел небо, небо отражалось в них как в зеркале, это было так очевидно, что он расплакался.
Теперь они плакали вместе, с безумной жалостью обнимая друг друга, еще совсем не подозревая, что у железной двери стоит, хищно поблескивая злыми глазами, Глеб Собакин и держит у себя под пальто уже совершенно бесполезный топор.
– Надо бы болгарку, – тяжело вздохнул Собакин и медленно, с тихим плачем начал спускаться вниз, по лестнице.
Глава 4. Дважды сошедшие с ума
Звук болгарки, похожий больше всего на ужасный визг поросенка, которого режут, почти сразу же парализовал Соню.
Она уже не плакала и не кричала, а просто как сомнамбула глядела на Эскина остекленевшими глазами.
– Ты, что, испугалась?! – добродушно улыбнулся Эскин. – Ну, пусть разрезает дверь болгаркой, а мне все равно!
– Как все равно?! – прошептала с глубоким придыханием Соня. – Он же нас сейчас убьет!
– Пусть только попробует, – усмехнулся Эскин и, подойдя к письменному столу, достал пистолет «ТТ».
– Да, вы же убьете, друг друга?! – перепугалась Соня, уже одеваясь.
– Не думаю, – хмыкнул Эскин, тоже набрасывая на себя рубаху. Они уже почти оделись, когда Глеб Собакин со своим новым топором с цветной резиновой ручкой, вбежал в комнату.
– Ну, что, сволочи, попались! – со злорадной усмешкой заорал он, ног тут же замолчал, увидев в правой руке Эскина черный пистолет, чье дуло было направлено в него.
– Да, это, небось, игрушка, – усмехнулся Собакин, и тут же прогремел выстрел. Пуля выбила из его рук топор, а сам Глеб Собакин поморщился, дуя на свои ноющие от боли пальцы.
– Пожалуйста, не стреляй в него, – взмолилась Соня.
– А я не в него стрелял, я только в топор, – начал оправдываться перед ней Эскин.
– Ты, что, бандита, что ли себе нашла?! – с перепугу заорал Глеб Собакин.
Тут же в стену послушались глухие удары и истошные вопли соседей.
– Пожалуйста, тише, – взмолился Эскин.
– Вот, Хуэм-Моэм, тише, сам чуть яйца мне не отстрелил, – возмущенно зашептал Собакин.
– Ну, вы же сами обещали изрубить нас топором! – заспорил Эскин.
– Ни х*е-себе, да ничего я не обещал! – прошептал еще тише Собакин.
– Глеб, ну, почему ты материшься? Это же нехорошо, – огорченно вздохнула Соня.
– А изменять мужу хорошо? – Собакин неожиданно залился слезами и присел на пол, рядом с топором.
Эскин опять приподнял дуло пистолета, ожидая от Собакина очередного сюрприза.
– Слушай, опусти, пожалуйста, пистолет! Не видишь, ему плохо! – рассердилась Соня.
– Как же вы все мне надоели! – закричал Эскин. В стену опять прозвучали глухие удары.
– Они, что, ненормальные что ли?! – усмехнулся сквозь слезы Собакин.
– Что-то вроде этого, – засмеялся Эскин.
– Слушай, давай мириться, – Собакин вдруг протянул Эскину руку.
Удивленный Эскин быстро спрятал пистолет в карман и пожал Собакину руку.
Через четверть часа они втроем уже сидели за одним столом на кухне и пили водку, закусывая ее солеными огурцами.
– Я тебе, вот, что скажу, – заговорил уже вполне успокоившийся Собакин, – если хотите встречайтесь, когда угодно и где угодно, только вечер, ночь и все выходные – Сонька моя.
– А ты у меня спросил?! – обиделась Соня.
Эскин молчаливо пожал плечами. Он вообще не понимал, как можно втроем и в такой ситуации обсуждать такие интимные вещи.
– А ты чего молчишь, – обратилась к нему обиженная Соня.
– Вы супруги, вы и решайте, – вздохнул Эскин.
– Ни х*э, хэ-хэ, сам кашу заварил, а мы, значит, разбирайся! – обозлился Глеб Собакин.
– Опять ты материшься! – с укором взглянула на него Соня. – Чему тебя только в школе учили?!
– Ничему меня не учили, – Собакин был уже весь на нервах. Казалось, еще немного и он опят побежит хвататься за свой топор.
– Вообще-то я предлагал ей с вами развестись и жениться на мне, – быстро заговорил Эскин.
– Ну, уж, х*юшки! – Глеб Собакин отчаянно завращал глазами, будто ища что-то острое.
Эскин пугливо убрал со стола нож и швырнул его в ящик.
– Думаешь, я убивец, да, – усмехнулся Собакин, – нет, я просто несчастный рогоносец!
– Кстати, вы хотите мне заплатить за испорченную мебель?! – вспомнил вдруг Эскин о мебели. – И за дверь, кстати, тоже?!
– Н-да, – Глеб Собакин мрачно замолчал, и, выпив стакан, захрустел огурцом. Атмосфера за столом накалилась. Казалось, еще немного и двое мужчин сцепятся друг с другом.
– Что вы все молчите-то?! – боязливо поежилась Соня. – Поговорили бы о чем-нибудь!
– Чего ты все издеваешься-то, наставила рога мужу, а теперь издевается, – обиженно вздохнул Глеб Собакин.
Цикл стихотворений о Мухе, Мухотренькине, представляет собой любовный эпос – юмористическо-эротическое фэнтэзи, где главный герой своими фантастическими сверхвозможностями превосходит образ Дон-Жуана и летит по жизни, как муха, на все вкусное и сладкое, что есть в любви, поражая своей любовной силою всех дев.
«Метафизика профессора Цикенбаума» представляет собой любовный эпос с элементами абсурда, где везде торжествует в своем страстном и безумном проявлении одна любовь, любовь чистая и грязная, любовь корыстная и бескорыстная. Все стихи эпоса взаимосвязаны между собой несколькими героями – профессором Цикенбаумом, Амулетовым, Мухотренькиным, Сидоровым, Шульцем и автором эпоса. Смысл эпоса обозначить любовь как единственную меру вещей и великую тайну нашего странного и неполноценного существования.
В книгу писателя и поэта Игоря Соколова вошли лучшие эротические стихи и просто стихи о любви. Роман Игоря Соколова «Двоеженец» был издан в США в 2010 году.
В сборник «Любовь в эпоху инопланетян» вошли эротическо-философские рассказы о любви с элементами абсурда и черного юмора.
Роман «Мое волшебное чудовище» был написан мной как развлекательное юмористически-эротическое чтиво. Однако в этом романе я собрал и самые светлые воспоминания о своей студенческой юности. Таже многие имена героев реальны, как и описание их характера и внешности, что было задумано мной с самого начала и получено было разрешение от моих друзей и знакомых изобразить их в романе такими, какие они мне представляются или воображаются! Таким же в своем диком воображении я изобразил и себя! Вот-с!
История любви женатого начальника и секретарши превратилась не просто в стихотворный цикл, а в целую поэму, в которой реальность так сильно переплелась с вымыслом и абсурдом земного существования, что стала своего рода философской притчей об испытании человека Богом, но это осмысление будет передано гораздо позднее и в более грустной части, где любовь начальника и секретарши заканчивается реальным разрывом.
Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.
Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.
Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.
Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.
Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.
