Человек и глобус - [40]

Л у б е н ц о в. Люблю, люблю.

Поцелуй.

Я так ждал тебя!

М а р и н а. Не надо… (Освободившись, отходит.) Я не хотела. Я не должна. Какой стыд… За кого ты меня принимаешь?

Л у б е н ц о в. Я так тосковал о тебе. Я люблю тебя. Да.

М а р и н а. Но у тебя жена.

Л у б е н ц о в. Жена?

М а р и н а. Вы даже забыли про это.

Л у б е н ц о в. А-а! Где она? Я перестал считать ее женой. Ее давно, наверное, зачислил в свой походный штат какой-нибудь генерал.

М а р и н а. Где ее портрет? Я знаю — он у вас.

Л у б е н ц о в. Где-то был.

М а р и н а. Достаньте… Я жду.

Л у б е н ц о в (достает портрет из ящика стола). Хочешь посмотреть?

М а р и н а. Изорвите… Что же?

Лубенцов рвет портрет пополам и отдает Марине. Она рвет половинки на мелкие кусочки и бросает их в печь.

Как я счастлива… Ты меня любишь. Я верю. Как я решилась! О-о! Нет, нет… Обожди.

Поцелуй.

Будь умным. Отойди, сядь. Нам надо обо всем договориться. Я не могу встречаться с тобой здесь. Твои товарищи настроены против меня.

Л у б е н ц о в. Глупости. Какое им дело?

М а р и н а. Не возмущайся. У них свои уставы. Не спорь. Ты выглядишь таким измученным. Бедный мой! Как тебе тяжело!

Л у б е н ц о в. Если бы ты знала! Илюхин не человек, не начальник, а истязатель. Помешанный, одержимый. Мокшакову казалось, что достаточно будет его записки, как Илюхин станет послушным, ручным исполнителем. А с тех пор Илюхин взбесился. Я уже не различаю, когда день, когда ночь. Не помню, какое число, месяц. Я знаю одно — стынуть часами на льду и следить, как девушки все глубже вгоняют бур в дно этой проклятой реки. Он наскреб по колхозам мужеподобных девок вот с такими ручищами, воспламенил их речами, и они, как моржи, не замечают холода. Губы потрескались от мороза, а они еще поют. (Пауза.) Илюхин уехал в город. Рассчитывает на помощь обкома. А вернется — и опять станет торопить, торопить. Неужели я для того учился, чтобы чертомелить без отдыха и срока? При жалком питании он готов всех загнать до полусмерти, лишь бы поскорее закончить изыскания. И, чего доброго, добьется своего.

М а р и н а. Ты написал об этом Мокшакову?

Л у б е н ц о в. Нет. Чтоб попасть между двух огней? Хватит с меня ярости одного. Я дипломатично сообщил ему, что ввиду трудностей военного времени экспедиция практически ничего не делает, не имеет возможности приступить к изысканиям в облюбованном им месте. Поэтому хоть Мокшаков пока оставил меня в покое. А что, что я мог сделать?

М а р и н а. Мой бедный, бедный! Как тебе трудно. Скажи: чем я могу помочь? Говори, требуй. Тебе надо немедленно уехать.

Л у б е н ц о в. Куда? Здесь я забронирован.

М а р и н а. Отец устроит. Не беспокойся. С его положением, связями… Поедешь со мной, к нам?

Л у б е н ц о в (целует). Да. Если бы тебе удалось! А пока обстановка требует, чтоб я терпел. Но придет день, и я не стану лишать себя удовольствия — полностью, с лихвой отплачу Илюхину. О, ему дорого обойдется упрямство! Как он будет изворачиваться, оправдываться, когда Мокшаков пригвоздит его вместе с Фроловым! Я даже отхлещу его по щекам и отвечать не буду. На! Получи! Сладко?

М а р и н а. Вообще он многим рискует?

Л у б е н ц о в. Всем. Он навсегда закается расхаживать с пылающими взорами, забудет раздувать грудь от детских восторгов. Мокшаков не знает жалости в делах. Я замечал: если речь заходит о славе, известности, у него даже брюшко подтягивается к хребту, и он становится поджарым, как голодный волк. Ха! Когда Илюхин выложит результаты изысканий, Мокшаков приятно закусит этим энтузиастом, не оставит от него и мокрого места.

М а р и н а. Страшно. Неужели так делают?

Л у б е н ц о в. В научном мире, где идет борьба за свои идеи и теории, съедают не буквально, не физически, но основательно. И под любым, но тонким соусом. Под предлогом защиты интересов государства. К этому относятся особенно доверчиво. Надеюсь, что Мокшаков прежде всего вышвырнет Илюхина из института, а затем возбудит против него дело. Поставит ему в вину все затраты по изысканиям, сделает его расхитителем государственных средств.

М а р и н а. Да, да, вполне возможно.

Л у б е н ц о в. И еще как!

М а р и н а. Да, да… Скажи: а что будет, если вдруг приедет с фронта… она?

Л у б е н ц о в. Той же дорогой и уедет.

М а р и н а. Ты ей напишешь?

Л у б е н ц о в. Ты права. Надо написать. Так будет честнее.

М а р и н а. Сходи посмотри: там никого нет? Не хочу, чтоб видели, как я уйду.

Л у б е н ц о в. Не спеши. (Привлекает к себе.) Если бы тебе удалось. Так хочется спокойной работы. Неторопливого возвращения домой, где все уютно…

М а р и н а. Все ласкает взгляд, дышит покоем…

Л у б е н ц о в. …где ждут эти руки, эти глаза и ты… Слышишь, как стучит сердце?

М а р и н а. Это все будет. Только люби, крепко люби меня. Иди.

Л у б е н ц о в. Люблю… Иду… (Уходит.)

М а р и н а. Вот и сбылось… Совсем просто. Проще, чем думалось… Эх, Маринка!.. Ничего, ничего. Только скорее, скорее надо увезти его!

Л у б е н ц о в (в дверях). Путь свободен.

М а р и н а. Бегу. Пожелай мне спокойной ночи. Я буду спать за этой стеной. Нет, разве мне уснуть! Я стану думать о нас, о тебе. Утром увидимся… Милый мой.