Человек-фонограф - [2]

Шофер тормозит так резко, что супруги неуклюже сталкиваются плечами. Здесь живут женатые, говорит он. И раньше чем она успевает задать вопрос, отвечает на него: все остальные жены находятся на военной службе, ты — единственное исключение.

Он ведет ее в квартиру. Маленькая комнатка — при желании она сможет устроить в ней кабинет, — и еще одна, где едва помещается кровать. Сержант вносит ее чемодан и покидает их.

Они смотрят чуть мимо друг друга.

Он задергивает самодельную занавеску — кусок светоизолирующей ткани на веревке.

Здесь такой сухой воздух, что трескаются губы, говорит он. Нам рекомендовано всегда пользоваться губной помадой.

Неужели? Но ведь помада — это капиталистическое извращение. В Пекине ее не достать уже много лет.

Он показывает ногой на картонную коробку, полную жестяных тюбиков, похожих на пули. Их там сотни — хватит, чтобы всю жизнь ходить с красными губами.

Они сидят на разных концах кровати. Вся их совместная жизнь до разлуки продолжалась девять месяцев; тогда, словно играя в семью, они называли друг друга «моя милая женушка» и «мой дорогой муженек».

Она достает один тюбик, откручивает колпачок и накладывает помаду, пожевывая губами, чтобы распределить ее равномерно. У помады вкус ароматизированного машинного масла — возможно, это оно и есть.

Он раздевает ее.

Его пальцы касаются ее, рисуют на коже целевые зоны.

Весь первый год после отъезда мужа она видела его во сне каждую ночь и, просыпаясь, удивлялась пустоте рядом с собой. Затем мало-помалу, как звезды на рассвете над городскими крышами, его образ померк и исчез из ее снов.

У нее не осталось ясных воспоминаний о том, как они проводили время в постели. Это не было чем-то отдельным от их жизни — это было их жизнью.

Он укладывает ее на спину, головой в изножье кровати. Закрыв глаза, она следит за ним ноздрями. Цинхай простирается от огромного соленого озера на юге до горного плато на тибетской границе. Геолог начинает разведывательную экспедицию. Он изучает ее, исследует, берет образец породы… и пока Цинхай бьется и кричит, она сама словно крошечная фигурка в себе-провинции… и вдруг она как будто снова переносится в Пекин, оказывается за своим рабочим столом в институте, перед своим чудесным окном, выходящим на север, — но город выглядит странно преображенным, от этого зрелища захватывает дух: вместо ровной улицы с велосипедистами она видит широкую магистраль, парящую высоко в воздухе, вокруг нее петлятся другие трассы, и все они полны ярких разноцветных машин, а вместо плоских жилых корпусов возносятся в туманное небо блистающие башни, и прохожие в легких светлых одеждах оглядываются, не замечая ее…

И вот она снова становится землей Цинхая… тоскует о невозможном Пекине… Она — жена на твердой кровати, и вес мужа пригвождает ее к месту, не давая никуда улететь.

На следующее утро она является на работу — благодаря его стараниям она ее получила. Она здесь не в качестве жены (такой категории нет); ей поручено осуществлять важную техническую поддержку. Из армейского имущества ей выделены стол и стул, подписанные снизу красными иероглифами, означающими «библиотекарь». Коллекция книг великолепна. Большинство учебников написаны на русском и изданы в 1950-х. В геологической секции она находит зачитанную «Классификацию и идентификацию метаморфических горных пород» знаменитого Давидовича — того самого, учителя ее мужа. Здесь есть научные журналы, схемы и техническая документация с пометками на кириллице, папка с секретными фотографиями советских военных баз. Она с изумлением обнаруживает целую полку с классической литературой — стихи династии Тан, где автор-мужчина говорит от лица женщины, эротические новеллы Ли Юйя, жуткие фантастические истории Пу Сунлина, созданные на закате династии Мин, причем все это в открытом доступе! Есть и иностранные сочинения на разных языках: английском, французском, немецком… да-да, и на ее любимом русском — здесь и Пушкин (когда-то она была Татьяной, тоскующей по Евгению), и Гоголь, и Достоевский… Как все эти книги сюда попали? И почему они до сих пор не запрещены? Если бы кого-то застали за их чтением в любом другом месте на территории Китая, он был бы немедленно осужден. Так она понимает, что фабрика № 221 не похожа на всю остальную страну. Обнесенная колючей проволокой и охраняемая танками Т-59, эта территория представляет собой самую надежную тюрьму, и в то же время, как ни парадоксально, здесь больше всего свободы. Культурная революция сюда не добралась. Ученым даны исключительные привилегии, поскольку они очень ценны — ценнее бамбуковых медведей. Их держат на особой диете, дабы извлечь максимальную пользу из их редких мозгов.

Мужчины находят предлог, чтобы заглянуть к ней и поболтать. Так вы библиотекарь, говорят они, вас-то нам и не хватало. Кроме нее, здесь есть горстка других женщин, полноправных ученых. Наведываясь в библиотеку, они стараются держаться от нее подальше и очень скупы на слова. В здешней библиотеке не так тихо, как было в институтской или университетской; мужчины улыбаются ей и пускаются в воспоминания о героической поре основания базы, когда ученые жили в армейских палатках и питались одной бараниной да ячменными лепешками.