Человек Чубайса - [49]

– А если тебя шлепнут?

– Ты что, не понял? – обиделся Трубников. – Я беру тебя как раз для того, чтобы меня не шлепнули. Иначе зачем ты мне? Шлепнут, значит, ничего у тебя не будет, кроме моего трупа, – засопел он. – А если не шлепнут, получишь адресок. Но попотеть придется, это обещаю. Пока не получу в руки то, что ищу, будешь при мне, как привязанный.

– А что ты ищешь?

– Амулет, – выдержав паузу, выдал Трубников.

– Какой еще амулет?

– Волшебный! Сам в Энске подсказал: в Индии можно купить волшебный амулет от Калашникова. Помнишь корейское кафе? В меня стреляли в тот день, охрану побили. Надоело, блин, увертываться от пуль, ползать на брюхе по грязному снегу. Эти придурки, – ткнул он куда-то пальцем, может, в сторону России, – совсем меня достали. Я же тебе говорил, что даже ангел-хранитель со мной затрахался. Вот повешу амулет на грудь, тогда пали в меня сколько хочешь.

Семин покачал головой.

Оценивать поступки Трубникова ему не хотелось.

– Условия простые, – сказал он сухо. – Пока мы в Индии, все расходы на тебе. Ни копейки не хочу терять на эту авантюру. А в Шереметьево шепнешь адресок со всеми причитающимися телефонами. И больше никогда не будешь интересоваться судьбой Вадика Голощекого.

– Заметано.

– А здесь никаких инициатив, предоставь дело мне, – еще суше предупредил Семин. – Не хочу, чтобы тебя шлепнули.

– А бабы? – запыхтел Трубников. – Оторваться бы.

– Перебьешься.

6

В Индии их никто не знал, но из предосторожности обедали Трубников и Семин в людных ресторанах, имеющих несколько выходов. Конечно, Трубников в аэропорту мог грубо ошибиться, приняв за русскоговорящего гида Наташу всего лишь похожую на нее туристку, но теперь уже Семин настаивал на осторожности. С уютной каменной террасы, укрытой от солнца белыми тентами, они видели сразу все выходы, а одновременно видели серый заиленный берег священной реки Ганг, на много миль застроенный мрачными громадами домов, предназначенных для пилигримов.

По набережной текли нескончаемые толпы.

Это напоминало движение мути в полном стакане зацветшей воды.

Среди людей лениво бегали плешивые собаки, мычали коровы с белыми вислыми животами, злобно попискивали рыжие юркие обезьяны, устраивавшие неприличную возню на пальмах. Смуглый мальчик вел сквозь толпу полуголого слепого, черного, как головешка. В сизоватой мутной воде священной реки копошились тысячи пилигримов – одни мылись, другие пили, третьи чистили зубы, а рядом проплывали трупы собак, цветы, целые венки цветов и вдали подымался белый дым над башнями мертвых. Там сжигали покойников, и все, кто бросал взгляд на далекие башни, загадочно улыбался.

– Ну, я балдею, – заявил Трубников. – Смотри, прокаженный. У него пальцы отвалились. Почему он улыбается?

– А что бы ты делал на его месте?

– Типун тебе на язык! – обиженно засопел Трубников, облизывая враз пересохшие губы. И резко поменял тему беседы: – Почему покрывала в Индии сшивают конвертами?

– Чтобы змеи не заползали, – усмехнулся Семин. – Забыл мое предупреждение?

– Ты это о чем? – Трубникова блудливо отвел глаза в сторону.

– Зачем гоняешься за горничными?

– Это они бегают от меня.

– А зачем с утра обзванивал туристические агентства?

– Как это зачем? Ты ничего не делаешь! Я ищу знающего человека!

– Знающий человек нам нужен, – согласился Семин, – но нельзя такого человека искать через европейские представительства. Знающего человека искать нужно через местные фирмы, а то опять натолкнешься на своих друзей.

За соседним столиком под высокой пальмой сидела немецкая семья.

Время от времени невидимые птицы, громко перекликавшиеся в перьях пальмы, мелко, но точно капали вниз. Немцы изумленно восклицали: «Майн гот!»– но им в голову не приходило передвинуть столик.

– Тропические птицы дурные, – заметил Трубников, но Семин возразил:

– Это немцы дурные.

Они помолчали.

– I want a bloody steak… – мечтательно произнес невысокий смуглый человек, присаживаясь за соседний столик. И, мечтательно поворачивая голову в поисках официанта, сам себе подсказал: – May be you want some fucking potatoe with it too…

Больше того, он выругался по-русски.

– Кавказец, наверное, – покачал головой Трубников. – Посмотри на его глаза! Где ты такое видел? Смотрит сразу в обе стороны.

– Он косой.

А косой подбоченился и правой рукой подкрутил длинный ус.

Возможно, он расслышал некоторые слова, поэтому Семин сам пришел на помощь усатому:

– Ты из России?

– Я из Пакистана, – уклончиво ответил смуглый человек.

– Как тебя звать?

– Пушта.

– Врешь! – сказал Семин.

– Нет, правду говорю. Пушта. В переводе это значит – Цветок.

Лоб пакистанца Пушты украшали четко прорисованные цветные полоски, сам он был в белых когда-то брюках, в стоптанных сандалиях и в легком, тоже когда-то белом пиджаке, надетом на голое тело. Все это было далеко от элегантности. Собственно, косой усач не соответствовал классу ресторана, но какие-то деньги у него, видимо, водились, потому что на просторной террасе он чувствовал себя уверенно. Дождавшись официанта, он строго заказал одну колу.

– Где ты научился говорить по-русски?

– Учился.

– В России?

– Я многому учился… – неопределенно кивнул Пушта. – Я многому хорошему учился… Знаю Варанаси как свои пять пальцев… – он взглянул на правую руку и спрятал ее под салфетку, потому что пары пальцев на руке не хватало. Это почему-то его смутило. – Могу показать Варанаси белым сахибам. – Вполне возможно, что косого Пушту с владельцем ресторана связывал некий договор, позволявший Пуште отлавливать богатых клиентов прямо на тенистой террасе. – И дальше знаю весь край. Многое могу показать.