Человечище! - [9]
одноколейке на всем ходу. Она очень хотела удивить Семена. Она решила показать фокус.
Все обернулись и посмотрели пристально на нее. Фокус заключался в исчезновении
салата оливье (который толстая дама напротив тут же и съела у всех на глазах). Когда же
потребовали возвращения салата назад – ибо суть любого фокуса как раз и заключается в
исчезновении с дальнейшим возвращением исчезнувшего предмета – толстая дама
напротив смачно опорожнила содержимое своего желудка прямо на стол. Надо сказать, среди содержимого, застывшего на скатерти в жуткой гримасе, был и салат оливье.
Толстая дама напротив тут же вызвала бурю оваций в свой адрес и победоносно взглянула
на Семена. Семен отвел взгляд. Трудно было смотреть в эти лоснящиеся похотью глазки, неуклюже застывшие на кирпичеподобном лице.
Удивительно, но в этот самый момент в мозгу Семена вспыхнула люминесцентными
лампами гениальная мысль: насколько коэффициент бессознательного может не
соответствовать коэффициенту сознательного? И в чем истинно глубинный смысл такого
расхождения?
И правда – вот толстая дама напротив: насколько сознательно она желает Семена? И
насколько желает вообще кого-нибудь? Что заставляет ее напрягать все свои
немногочисленные извилины для того, чтобы понравиться? Нет, конечно, Семен тактичен, тактичен по максимуму. Он не станет спрашивать. Но вообще… как бы это объяснить…
Нет, не поймут, конечно же. Не поймет, прежде всего, толстая дама напротив. Ну, это и
понятно – вряд ли она хоть сколько-нибудь задумывается о природе своих желаний. Да и
кто вообще задумывается? Разве что старичок в пенсне и вонючих носках.
А вообще Семен ласку любил и искренне верил в любовь. До девятого класса. Потом
перестал. Смешно это: вот вы – любовь, а Семен знает – обратное. Ни черта! Так вот.
А время шло. Гости устали гудеть, чесать своими длинными, словно теплая жвачка,
растянутая школьником по батарее, языками. И потом – скверна кончилась! Обидно.
Бесспорно, обидно! И ужасно нагло со стороны тех, кто придумал так мало скверны, что
ее не хватит даже на треть от числа всех возжелавших употребить ее. Нет, это
несправедливо, определенно несправедливо!
Вслед за этим к Семену вновь вернулась ясность чувств. И он, наконец, почувствовал, что устал сидеть. Поэтому он лег на пол. Пол к этому времени уже был изрядно завален
человеческими телами. Многие смотрели в потолок, другие в пол, третьи в стену. Друг на
друга не смотрели – неприятно было видеть свое отражение, совершенно по-дурацки
застывшее в чужом теле. Семен знал, что уже утро: сквозь занавески, изрядно измазанные
салатом, блевотиной и даже (нет-нет, не может быть!) кусочками собачьих испражнений
(ха-ха!) в квартиру накатывала непроглядная тьма, пришедшая на смену яркому ночному
свету.
Рядом с Семеном лежало, по крайней мере, с десяток неподвижных тел. Внезапно он
услышал голос – не голос даже – хрип – обращенный к нему:
- Простите, что вы думаете о беспорядочности деформированной сентиментальности? -
Семен вздрогнул и тут же резко повернул свою тяжелую от скверны голову:
- Что-что?
- Что вы думаете о беспорядочности деформированной сентиментальности? – какой-то
мутный тип в коротких штанах и полосатом пиджаке смотрел на Семена крайне
заинтересованными глазами.
- Ах, да… - Семен напряг все свои извилины, но мозг ответил отказом – в его недрах
ничего не напоминало о беспорядочности деформированной сентиментальности.
Тип тем временем по-пластунски приблизился к Семену и дыхнул на него жутким
запахом скверны вперемешку с салатом и луком. Он был небольшого роста (в лежачем
положении – длины), еще седоват, но уже относительно молод. Бородка клочками
колючей проволоки обрамляла его неровный подбородок:
- Вы знакомы с модусами четвертой фигуры? – Семен понял, что ему не отвертеться, тип
был чересчур назойлив.
- Несколько… - весьма туманно ответил он. – Пожалуй, это один из самых загадочных
вопросов нашего двухминутного меморандума.
- О да, конечно! - глаза мутного типа заблестели, - все это настолько неопределенно, надеюсь, вы меня понимаете?
Семен, конечно, понимал. Небось, хочет деньги стырить. Хрен ему! И Семен показал
мутному типу фигу. Тот несказанно обрадовался, помрачнел чуть-чуть только, но вновь
заулыбался, смешанно так, беззубо.
- Да, вы правы, пожалуй, - изрек он, улыбаясь, - это типичный пример. Но, знаете, иной
раз долго так думаешь и приходишь к выводу, что не стоит думать более двух минут и
одной секунды над тем, что стоит двухминутного обдумывания. Все это настолько
неясно…
Семен скорчил мутному типу рожу. Тот его раздражал. Вряд ли он что-нибудь знал о
стране игрушек. Но мутный тип был упрям:
- А, знаете, я, кажется, начинаю вас понимать – вы, бесспорно, приверженец
перманентного синусоидального деления хромосом. Таким образом, вам должны быть
знакомы номенклатурные издержки теории ферментного распада. – Он о чем-то надолго
задумался. – Не хотите ли взглянуть? – вдруг заговорщицки прошептал он после
молчания.
Семену, надо признаться, уже давно было все равно - на что и на кого глядеть. Недолго
думая, он согласился. Мутный тип заулыбался и, подползя к Семену в упор, зашептал ему
Все, что казалось простым, внезапно становится сложным. Любовь обращается в ненависть, а истина – в ложь. И то, что должно было выплыть на поверхность, теперь похоронено глубоко внутри.Это история о первой любви и разбитом сердце, о пережитом насилии и о разрушенном мире, а еще о том, как выжить, черпая силы только в самой себе.Бестселлер The New York Times.
Из чего состоит жизнь молодой девушки, решившей стать стюардессой? Из взлетов и посадок, встреч и расставаний, из калейдоскопа городов и стран, мелькающих за окном иллюминатора.
Эллен хочет исполнить последнюю просьбу своей недавно умершей бабушки – передать так и не отправленное письмо ее возлюбленному из далекой юности. Девушка отправляется в городок Бейкон, штат Мэн – искать таинственного адресата. Постепенно она начинает понимать, как много секретов долгие годы хранила ее любимая бабушка. Какие встречи ожидают Эллен в маленьком тихом городке? И можно ли сквозь призму давно ушедшего прошлого взглянуть по-новому на себя и на свою жизнь?
Самая потаённая, тёмная, закрытая стыдливо от глаз посторонних сторона жизни главенствующая в жизни. Об инстинкте, уступающем по силе разве что инстинкту жизни. С которым жизнь сплошное, увы, далеко не всегда сладкое, но всегда гарантированное мученье. О блуде, страстях, ревности, пороках (пороках? Ха-Ха!) – покажите хоть одну персону не подверженную этим добродетелям. Какого черта!
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?