Челнок - [8]

Новая эпоха для Людмилы лично началась именно в те времена. Может, взыграла ее родовая тяга к новым приключениям, но Людмиле всегда хотелось вырваться из сетей Сетуни. Ей казалось, что настоящая жизнь идет не здесь, в Кунцево, а где-то там, в столице. И она настояла после восьмого класса, чтобы ее перевели из Кунцево в школу с математическим уклоном на Кутузовском проспекте. Мать, конечно, была против, но отец тут Людмилу поддержал.

К тому времени отношения Людмилы с матерью совсем испортились. Как-то мать за какую-то мелкую провинность ударила Люську по щеке и она ушла из дома. Потом, конечно, вернулась, но обиду свою затаила на всю жизнь.

И Людмиле потребовалось пройти нелегкий путь к своей свободе, к осознанию многих истин и переосмыслению старых понятий. Только недавно, на специальном семинаре, куда она попала в поисках формулы здорового образа жизни, Людмила через погружение и медитацию вернулась в детство и заново пережила свой конфликт с матерью.

И переоценила свое отношение к ней.

И простила ее.

мама права, толстею, надо пройти еще курс очищения печени, где-то в городе Кохме…

Людмила повернулась на бок на своей тахте и увидела в полутьме лицо матери на соседней кровати. Черты ее лица расправились и не казались такими суровыми и строгими. Мама тихо и спокойно спала. Может быть, потому спокойно, что Людмила простила ее.

И Людмила подумала, что это она правильно сделала, удовлетворенно вздохнула, закрыла глаза и тоже уснула.

И еще в полусне поняла, почему в лужах купалась снежной русалкой – Водолей все-таки.

Завтра новые дела, суета, но это завтра.

Эпизод третий. СВОЙ ЧЕРНОБЫЛЬ

Мне нужна причина,

чтобы подняться над действительностью,

мне нужна сила духа.

«Рецепты выживания и процветания»

Опали листья.

И стал прозрачен

пейзаж осенний за окном,

стал виден,

словно обозначен,

высокий белый рядом дом.

В нем зажигались

желтым светом люстры

и свет их был

так близок, так далек,

что показалось

так пронзительно, так грустно,,

что им, как желтым листьям,

тоже обозначен срок…

Стихи словно таились где-то в подсознании и проснулись вместе с Людмилой.

Утро было истинно голубое. Потому что такой оттенок синевы у неба бывает только осенью. И то не каждый день. А где-то в конце сентября.

Бабье лето. Или, как говорят американцы, Indian Summer, Индейское лето. Подумав так, Людмила ощутила себя индейцем. Не индейкой, в смысле индианкой, скво, а именно индейцем, который каждый день со своим томагавком должен выйти из вигвама на тропу охоты или войны. Так и Людмила почти каждый лень, включая субботу и воскресенье, выходит на тропу охоты за новым товаром и на тропу войны за выживание.

Хлеб наш насущный даж нам днесь.

Таких как она, борцов – целый город, мегаполис и вся страна.

Родина.

Отчизна.

Называй, как хочешь, но раз здесь живешь и здесь твой дом, тут тебе и умирать.

Раз живешь. И прожить этот раз хочется получше, побогаче, покомфортнее.

Поэтому и выехать надо пораньше, чтобы в пробках не торчать. Концы-то неблизкие. Сначала на один рынок за покупками, потом на другой – продавать. Копить запасы на зиму. Скоро зима жизни настанет. А сейчас пока осень.

Была бы Людмила индейцем, звали бы ее «Теплая полянка, освещенная вечерним солнцем». Так представила себя Людмила, увидев в зеркале сонную женщину, согретую за ночь в постели под уютным одеялом.

Привычно, не торопясь и тщательно, навела макияж. И оделась не как в поход, а как на праздник. Сережки, кольца, кулончик, пара золотых цепочек, браслет добавила для украшения. И через плечо, как портупея – кошелек многосекционный для денег, для визиток, для записочек… Только туфли рядовые, удобные для машины, другие, понаряднее, достанет из багажника и оденет перед тем, как войти в салон верхней женской одежды, как хозяйка, к которой продавцы относятся с почтением и как женщина, с которой покупательнице всегда приятно пообщаться.

Завтракать Людмила никогда не любила. Всю жизнь мать маялась с Люсей по утрам. Не ест дочка ничего, хоть ты тресни! Теперь Людмила вольна в своем выборе, давно уже вырвалась на свободу, поступает, как ей заблагорассудится.

Одна чашка кофе. Правда, со сливками и сахаром.

Звонок, чтобы взяли квартиру на охрану.

И вперед!

Дворами прошла к гаражам. Казалось бы, стоят ровные ряды одинаковых безликих металлических коробок, а в каждой свой автомобиль, где «Ока», а где «Мерседес», свой хозяин со своим характером. Вот сосед Людмилы после снегопада сгреб весь сугроб к воротам ее гаража, а она к его. Так и «воевали», пока Людмила не оставила записку соседу: «Жить надоело?».

На входе Людмила привычно солнечно улыбнулась сторожу, седому, но такому крепкому на вид. Он в нее влюблен. А может, и не влюблен, но по глазам видно, по улыбке от уха до уха, что по-кобелиному алкает ее. Зато приглядывает за ее гаражом, как за своим.

Людмила вывела машину из гаража, закрыла его и села за руль. Вставила панельку магнитолы, и запел хрипловатый голос: «Тронь гитарную струну, выбирай, челнок, страну…». Песня про российского челнока. Про огромный клан россиян, которых жизнь заставила уподобиться муравьям, что тащат бесконечной вереницей по лесным тропам, кто листочек дерева, кто хвойную иголку для строительства дома.