Чел. Роман - [113]

«Этак, от безысходности, могут и отвезти куда-нибудь. Надолго. Может, навсегда. Это будет похуже бессрочной атаки ондровских фьордов», – беспокоится Чарли и совсем уже было привстает, но дверь распахивается – и Чарли падает на матрас. Благо «парка» открывает дверь ногой – в руках поднос – и не замечает ее движений.

Чарли теперь уже можно открыть глаза. Позволительно даже повернуть голову в сторону кормящего, носом отыграть запах, губами выразить сдержанную радость. Но сегодня дверь не закрывается сразу за подносом. Желтая «парка» не одна. Сразу за ней входит другая – синяя. Она и закрывает дверь, стоя в облаке пара. Еще примета. Мороз там, вне ямы, далеко за минус десять-пятнадцать. Поэтому куртка нужна и в яме. Отопление евростандарт – едва-едва добирает в таких случаях десять в плюс. Для тренировки сойдет. Для больного не очень. Но на это и не рассчитывали.

Чарли пытается понять, кто есть кто и, не без труда – они почему-то не снимают капюшонов – устанавливает: сиделка – мама, вновь прибывший – отец. Работают вместе. Отец двигает подушки и Чарли. Мама кормит с ложечки. Чарли вновь, и который день уже, борется с желанием забрать из ее рук ложку. Быть даже мнимо-беспомощной не очень приятно. Не то что ходить под себя, конечно. Тут не игра, а вполне себе реальное дерьмо и моча, которые не исчезают, а остаются на тебе, с тобой. И ты не вправе уйти от их неприятного соседства.

Во время кормления трудно держать руки под одеялом абсолютно неподвижно. Хочется даже не помочь, а что-то сказать.

«Челу проще. Он и без пальцев имеет голос», – думает Чарли и лишний раз улыбается кормящим. Улыбается сразу обоим, глядя куда-то между них, не в силах благодарить каждого по отдельности.

Ужин короток. Каши – три столовых ложки. Какая-то добавка в стиле мамы. Но Чарли не пытается разобрать, что именно. Стакан молока – также микс. Но хурмы в данном случае слишком много, чтобы сразу ее не почувствовать.

После еды идут препараты. Солянка из таблеток, уколов и порошков. Всё сразу. Часть препаратов, как понимает Чарли, от негативных последствий других. И этих восстановителей едва ли не больше первых. Чарли покорно принимает всё. В отличие от «парок» она знает – лечение результативно. Поменьше бы спать. Но поди разбери, что именно из этого успокоительное. Может быть, оно и есть укол. Тогда ничего не поделать. Не задержать таблетку во рту и не сплюнуть куда-нибудь позже в редкую минуту одиночества.

После лекарств «парки» садятся на диван. Это странно. После еды обычно если «парка» одна – она сразу уходит.

«Что за совет?» – беспокоится Чарли и с минуту наблюдает беседу, которая уже на третьем волнообразном жесте: «Горы», – подтверждает ее недавние догадки. «Парки», разочаровавшись в традиционном лечении, завтра утром своим ходом вывозят ее в даль несусветную. На этот чудодейственный Алтай. Тот самый, в котором, если верить рекламе, все должны жить вечно, но почему-то не живут.

Чарли отворачивается и как-то сразу съеживается от подступившего к горлу ужаса.

«Бежать. Сегодня, завтра утром – или никогда… – понимает она, так же как понимает и другое: – Не готова. Сдохнешь через километр. Зима опять же. В чем?»

Чарли возвращается к беседе «парок» и улавливает ее финал. Сиделка также едет в город. Сборы слишком масштабны для одного. Старт отсюда. Не позднее восьми утра. Братья остаются в городе.

– Взрослые. Проживут.

– Давно хотели, – соглашается с отцом мама и встает первой. У двери снимает парку и в ответ на вопрос отца морщит нос.

– Воняет. Больница. Так доеду. Дома надену другую, – объясняет мама и хочет выйти. Отец останавливает ее:

– Ключ.

– Зачем? Куда она денется? Закрывай-открывай… И если что – она не сможет выйти…

– Она лежачая. Ну, ладно… А если кто придет?

– Кто?

– Верно, – соглашается отец и идет следом. В дверях еще раз останавливается и осматривает яму. Задерживает взгляд на елке. Заметно хмурится и прикрывает дверь.

Чарли, не слыша звука отъезжающего фургона, ждет много больше трех минут, и эта пауза фатальна. Снотворное действует. Чарли просыпается утром, еще в полной темноте. Вскакивает и бежит к часам. Пять без четверти. У нее есть час-полтора на сборы. И первым делом, забыв о прежних страхах, Чарли снимает подгузник и надевает забракованную мамой парку. Она ненавистна. Она воняет. Но у нее есть единственный и неоспоримый плюс: в ней заметно теплее.

Чел примеряет валенки, едва бабушка скрывается за дверью. В самый раз. С поправкой на тапки Чарли. В ее случае, правда, передвигаться нужно по вертикали, а не по горизонтали. И по камню, а не по сугробам. Но иной обуви у него нет. После того случая дом лишен не только ножей, но и обуви. Она изымается после каждой прогулки прислугой, живущей во флигеле. Им даны строжайшие инструкции. Чел при их озвучивании не присутствовал, но слышал отголоски, будучи на другом конце дома запертый в комнате. Отец, как и тогда в высотке, поразил неслыханным для баса диапазоном и странным для людей его круга словарным запасом. Так что валенки – пусть и со сдавленными пальцами – выход. Еще какой выход. Правда, сложности есть и с верхней одеждой. Она так же во флигеле. В свободном доступе осенние плащи и куртки. Но за окном все минус двадцать. Ненадолго хватит накопленного телом в доме тепла. В этом случае надеяться на бабушку нет смысла. Ее шубка не налезет больше, чем на одно плечо. И примерять не надо. Всё очевидно. Единственный вариант – надеть несколько вещей сразу. Чел проверял. Удобства мало. Но куртка вполне себе входит под плащ. С учетом перуанского – он зовет его JDF – свитера под горло, пусть и сборный, но уже зимний вариант.