Чекисты рассказывают. Книга 3-я - [132]

В тот же вечер после моего телефонного звонка на конспиративной квартире западногерманской разведки меня принял майор Велинг. Вначале он предложил мне написать обстоятельный доклад о положении в НТС. При этом заметил: «Мы хотим, чтобы вы у себя в НТС навели порядок: пусть будет совсем немного членов, но крепких и преданных нам. Тогда мы полностью возьмем вашу организацию на свое содержание». После этого Велинг перешел к главному: я должен был подготовить компрометацию моего знакомого, с тем чтобы можно было обвинить его в шпионаже и затем поднять антисоветскую шумиху вокруг этого дела. Требовалось, чтобы я вручил «подарок» моему знакомому, а захват с «поличным» и все прочее должны делать сами немцы. Правда, в финале этой акции меня ждала отсидка в тюрьме, и Велинг старался рассеять мою озабоченность: «Это не будет тяжело, всего каких-нибудь 2—3 месяца. Зато по выходе из тюрьмы деньги, положенные в банк на ваше имя, вы можете расходовать как вам заблагорассудится...» — Кантемиров положил в пепельницу потухший окурок. — Короче говоря, я наотрез отказался от этой авантюры. А через два дня, поздно вечером, когда я возвращался из аптеки с лекарством для жены, в темном переулке на меня напала «группа пьяных хулиганов», как об этом потом писалось в местной вечерней газете. Одного из них, который сзади набросил мне мешок на голову, я узнал по голосу. Это был небезызвестный вам мерзавец Осип Жменьков... Словом, около двух месяцев я отлежал в больнице.

— Из-за этой истории вы, видимо, и сюда, в Мюнхен, переехали?

— Да. Надо было что-то предпринимать, пока меня «случайно» где-нибудь на улице не задавила автомашина, как это не раз бывало с «отступниками». На мое предложение уехать в Советский Союз, явиться с повинной жена ответила категорическим отказом, закатила истерику. А я любил эту женщину. Что оставалось делать? Где было найти безопасное место? В Мюнхене мы вначале жили у Марты. Как-никак двоюродная сестра жены, помогали в трудные дни друг другу. А потом в одной пивнушке встретил я американского инженера Никтона — он меня неплохо знал как радиоспециалиста еще по фюссенскому лагерю «перемещенных лиц». Рассказал я ему кое-что из своей печальной истории, попросил устроить на работу. Оказалось, им нужны радиоинженеры для ремонта и профилактики аппаратуры на здешней радиостанции. Выбора не было, я согласился... А через некоторое время меня перебросили на радиоцентр «Службы-22».

— И после этого боссы НТС оставили вас в покое? — спросил Сологубов.

— Представьте, да. Совсем другое отношение, даже, мне кажется, немного опасаются меня: а вдруг наклепаю что-нибудь на них американцам? — Савва Никитич невесело усмехнулся. — Однако мне от этого не легче. Говоря откровенно, служба в филиале ЦРУ, пусть даже на чисто технической должности, для меня не лучший выход из положения.

— Стало быть, надо искать другой, — твердо, со значением сказал Сологубов. И, помедлив, добавил: — Если хотите, могу помочь.

— Вы это, батенька, серьезно?

— Разумеется. У меня есть кое-какие возможности.

Кантемиров подсел к столу, уставился на Петра настороженным взглядом.

— Что? Сомневаетесь в моих возможностях? — улыбнулся Сологубов.

Савва Никитич продолжал в упор его разглядывать, словно впервые видел. Потом сказал:

— Вы знаете, я, кажется, начинаю кое о чем догадываться.

— Ну и слава богу! — почти весело заметил Сологубов, хотя внутренне напрягся, опасаясь, как бы разговор не вышел из нужного русла. — Давайте решим, с чего нам начать.

Кантемиров растерянно пожал плечами:

— Я, право, затрудняюсь что-либо предложить...

— Начнем вот с чего. Хотите, я попытаюсь разыскать ваших родных в Советском Союзе, чтобы вы наладили с ними переписку?

— О, Петр Константинович, это было бы просто замечательно! — Глаза Кантемирова подернулись влагой.

— В таком случае, дайте мне биографические сведения о ваших родственниках. Доставайте бумагу, авторучку и пишите. А я пока соображу что-нибудь насчет ужина...

Их разговор продолжался долго. Савва Никитич ушел в половине второго.

Глава двенадцатая

Как-то поздним осенним вечером Дружинины вернулись из театра.

— А у нас гость! — встретила их в прихожей теща.

И тут же из комнаты появился широко улыбающийся седоголовый Иван Тимофеевич Воронец. Одернув тесноватый ему пиджачишко, он поздоровался с Еленой Капитоновной («А мы тут с вашей мамашей в подкидного перебросились»), потом дружески потряс руку Дружинина («Давненько не виделись, Николай Васильевич, есть о чем покалякать»). Затем все прошли в большую комнату, где их ждал ужин.

Дружинин всегда был рад гостям. Они вносили приятное разнообразие в утомительно привычный ритм будней. Но этому гостю Николай Васильевич был рад вдвойне. Он даже собирался специально пригласить к себе Воронца на Октябрьские праздники, чтобы показать ему сделанные Сологубовым фотографии Мальта — Мишутина и вообще посоветоваться.

Подумав об этом сейчас, за ужином, Дружинин вдруг понял, почему так смутно было у него на душе весь сегодняшний день — даже проведенный в Большом театре вечер не поправил настроения. Причина — в неопределенности и неясности последних сведений, полученных от Сологубова. Было похоже, что дело Мальта — Мишутина может затянуться надолго. Кроме всего прочего, эта затяжка отрицательно сказывалась на решении другой задачи, поставленной перед Сологубовым: выявление и контроль тайных путей, но которым американская «Служба-22» пытается направлять свою агентуру в СССР. Это не могло не огорчать Дружинина, хотя в целом работу, проделанную Сологубовым, он оценивал положительно.