Чекистка - [33]

Легкий ветерок пронесся по гостиной. Эмиссар облокотился на подоконник.

…Как завороженные смотрят на темное окно Олькеницкий, Вера Петровна, Фролов и рабочие порохового завода, мобилизованные на эту ответственную операцию.

Сколько прошло времени? Что там? Ожидание становится невыносимым. Каждый звук, дуновение ветерка заставляют вздрагивать, напрягаться… Скоро?

…Окно с шумом распахнулось. На остолбеневших хозяев глянули дула винтовок и маузеров.

— Руки вверх! — Это уже не тот гость. Исчезли ямочки, пропала любезность, очарование, светскость. «Господина эмиссара» как не бывало.

В квартиру предводительствуемые Олькеницким и Верой Петровной входят коммунисты и комсомольцы.

— Разрешите представиться, — обращается гость к «гостеприимным хозяевам». — От имени и по поручению ВЧК объявляю: вы арестованы!

Ольгин старается казаться спокойным и, несмотря на прыгающее веко, говорит:

— Господа, поздравляю с блестящей операцией. Искренне поражен вашей работой. Ловко получилось. Не ожидал.

…Деятели савинковской организации, связанные с военно-офицерским заговором, все еще посещают этот во всех отношениях приятный дом. Их любезно принимает сам хозяин господин Винокуров и его ближайший… «помощник», бывший «господин эмиссар» товарищ Семенов.

Гости, как правило, словоохотливы и подробно рассказывают о новостях и явках.

Ничто не изменилось в этом доме, разве только нет хозяйки и «маман». Но и они, «слава богу», живы и здоровы, сидят в чека вместо господина Винокурова в качестве заложников. Любящий муж сам предложил такой удобный вариант.

…В один из летних темных вечеров в доме Винокурова раздался условный звонок.

— Прикажете открыть? — услужливо спросил хозяин.

— Конечно, это ваш дом. Только меньше суетливости.

В комнату вошла полная дама.

— Валентина Владимировна, вы даже не представляете себе, как я рад вас видеть. Какой сюрприз, — захлебываясь не то от радости, не то от волнения, говорит Винокуров. — Прошу простить, я не представил вам моего друга господина Семенова.

Валентина Владимировна протянула руку и внимательно взглянула на него.

«Очень мил, молод, красив и хорошо воспитан», — думает дама.

«Но с чем ты приехала? Так просто тебя не пошлют», — думает Семенов. Он уже много слышал о Валентине Владимировне Никитиной[21] — доверенном лице Савинкова. Она пользуется большими полномочиями и правами. Валентина Владимировна — разъездной курьер центра организации. Она готовит заговоры, расставляет людей, развозит директивы, деньги, валюту, ценности.

Пока хозяин готовит стол, Семенов «информирует» и осторожно прощупывает мадам. Она говорит скупо, присматривается.

— А почему нет Ольгина? Ведь ему запрещалось отлучаться из города.

— Он болен. Сюда водить врачей рискованно. Ольгин хорошо устроен.

Нет, ей сегодня явно не по себе. Она чем-то встревожена. Женская интуиция сильнее мужской. Не нравится ей здесь. Винокуров все это отлично видит, понимает и знаками показывает Семенову.

— Что в Москве? — как ни в чем не бывало спрашивает Семенов.

— Ничего заслуживающего внимания. Я хочу вас послушать. Итак…

«Игра не стоит свеч, — решает Семенов. — Эта не из болтливых».

— Итак… я — следователь ВЧК.

Никитина широко открыла глаза и упала в обморок.

— Вера Петровна, — зовет Семенов, — поухаживайте за «больной».

— Это можно.

Приведение в чувство начинается с личного обыска арестованной.

— Сие имеет психотерапевтическое воздействие, — поясняет Вера Петровна.

Придя в себя, Никитина начинает плакать. В этот день у нее нельзя было добиться ни слова. А назавтра она стала жаловаться на незаконность ареста.

— Что за народ пошел, — удивлялся Корнеев. — Когда объявили об аресте, она о законе не вспомнила, только куда-то все просилась. А теперь вновь расхрабрилась.

— На каком основании меня обыскивали, — возмущается Валентина Владимировна. — Как вам, женщине, не стыдно рыться в чужом белье, — набрасывается она на Веру Петровну. — Грязно, мерзко.

— Что вы усматриваете здесь грязного? — смеется Вера Петровна. — Я нашла в вашем белье целый склад: бриллианты, валюту и в довершение к этой коллекции — шифрованное письмо Савинкова. Вы это называете грязью?

Никитина вне себя. Карта ее бита.

— Допрашивать людей вам тоже не совестно?

Вера Петровна простодушно признается:

— Нет, не совестно.

— Но это же насилие над человеческой волей. В конце концов я женщина.

— С каких пор вы, эсеры и меньшевики, в толстовцы записались? Давно ли ордер на арест Ленина подписывали? Мало ли большевиков в июле прошлого года в тюрьмы пересажали? Это как назвать? Хватит болтовни. Помните, говорить только правду! Слышите?

Никитина не знает, что ответить.

— Вы должны говорить только правду.

И Никитина начинает давать показания.

* * *

Подолгу сидела Вера Петровна с монастырским послушником, доставленным из «Раифской пустыни», стараясь узнать у него местонахождение поручика Сердобольского. Тщетно билась она. Послушник, хоть и был польщен вниманием к своей особе, все ж язык держал за зубами. Уж как ни старалась Вера Петровна, с какой стороны ни подходила, а у послушника на все вопросы один ответ: не знаю, не ведаю.

— Ну а где, по вашему мнению, мог бы он скрываться?