Чекист - [57]
— А говорил ты с кем-нибудь по душам?
— И по душам не пришлось. Боятся: батька узнает — сразу пристрелит. Молчат. Волками друг на друга смотрят.
— Не может быть, чтоб за все время никто с тобой человеческого слова не сказал.
— Слово? Одно-то слово, может, кто и сказал. Да разве с одного слова поймешь, что за человек! Не умею я еще разбираться в людях...
Медведев пристально поглядел на Мишу.
— Вижу, есть у тебя что-то на уме.
Миша улыбнулся.
— Ерунда это, Дмитрий Николаевич.
— Расскажи!
— Однажды... Да нет, нет, это совсем не тот человек.
— А ты расскажи, — настойчиво повторил Медведев.
— Как-то ночью в лесу лежали мы все вповалку; костров не жгли, таились... Все уже спали. А мне что-то тоскливо было... Ну, стал сам себе тихонько стихи говорить. Из «Наймички». А сам представляю, что вот и меня носит по свету и мать меня ждет не дождется... Вдруг слышу голос: «Еще, еще говори». Я, знаете, голос тот услышал, так даже вздрогнул. Вы спрашиваете: человеческое слово. От кого угодно мог ждать, чтоб стихами растрогался, только не от того человека. А он лежит рядом, уткнулся лицом в землю. «Еще, говорит, душа просит!» И таким голосом странным... Я второй раз сказал эти стихи. Долго он молчал... И я заснул.
— Больше ты с этим человеком не разговаривал?
— Нет. Мне даже показалось, он стал сторониться меня.
— Кто же это, Миша?
— Сказать вам, не поверите.
— А может, поверю.
— Засмеете. Тоже, скажете, чекист, бандюга его растрогал!
— Может, и скажу. Кто?
— Я скажу, мне чего... — не решаясь выговорить это имя, тянул Миша. — Про него всякие страсти рассказывают. Детина — во! Как дуб, здоровый! Сила неимоверная. И батька его любит.... В общем, Левка, вот кто.
Этого имени Медведев действительно не ожидал. О силе и жестокости махновского любимца ходили страшные легенды. Да, пожалуй, Миша прав: «не тот человек».
— А больше я там ни одного человечьего слова не слыхал, Дмитрий Николаевич! — тоскливо вздохнул Миша.
— Завтра ты мне подробно расскажешь о батьке, о его людях. А сейчас отдохнуть тебе нужно, Миша, — участливо сказал Медведев. — Хочешь на несколько дней к матери съездить?
Миша густо покраснел и ничего не ответил. Медведев с силой провел ладонью по его льняным вихрам.
— Как же я тебя, такого худобу, к матери отпущу? Ведь она не наплачется. Меня заклянет.
— Ничего, Дмитрий Николаевич, я за дорогу отосплюсь, отъемся! — весело воскликнул Миша. Он уже представил себе приезд домой, мать на пороге школы, где она учительствовала и где они жили...
— Ладно, поедешь, поедешь... Миша, а перескажи-ка мне стихи, которые ты тогда этому Левке говорил, — неожиданно попросил Медведев.
— А вот какие, — с готовностью ответил Миша.
И до самого конца:
— Как сказал я эти строки, тут у него плечи заходили. Забрало его, видно. Да разве есть еще на свете стихи, чтоб так за душу хватали! — пылко воскликнул Миша. — Это мама меня научила, она всего Шевченко на память знает. Как вечер, чай пьем — непременно что-нибудь из Тараса прочитает. Словно молитву на ночь! — рассмеялся Миша, снова охваченный воспоминаниями о доме.
— Видно, славная у тебя мама, — ласково проговорил Медведев. — Жаль, я не успел познакомиться с ней.
— О, я вас познакомлю! Она рада будет! — так и просиял Миша.
— Да, да, обязательно... Слушай-ка, Миша, а за те месяцы, что ты пробыл у батьки, сам ты видел, как Левка кого-нибудь из пленных пытал, убивал?
— Ого! Про него такое говорят... — начал Миша.
— Говорят, говорят... Сам своими глазами видел?
Миша замолк, припоминая, потом неуверенно сказал:
— Говорят, раньше он лихо рубал... А при мне... После тех стихов и не смотрел на меня, а однажды вдруг заступился. Послали меня пленного отвести. Я его дорогой отпустил. Левкин брат Данька не поверил, что пленный сам сбежал, хотел застрелить меня. Уже и пистолет выхватил. Левка подошел, тихо сказал: «Не трогай его, Данька!» И отошел. А Левкино слово — закон. Вот я и живой... Что ж он за человек такой, этот Левка? Как его понимать?
Медведев не отвечал. Он сидел на скамье, выпрямившись, подавшись вперед, будто собрался встать, в последний миг забыл, да так и остался. Морщина на переносице сделалась глубже. Он смотрел куда-то поверх Миши. И опять на лице его было то выражение, которое Миша так любил и про себя называл орлиным.
— Миша, — заговорил Медведев, — я поеду к Махно. Я должен сам все увидеть.
— Вы?! — прошептал Миша, не веря своим ушам, ужасаясь и радуясь. — Но вас узнают!
— Нет. Им и в голову не придет, что я могу оказаться там.
— Как же вы проберетесь? Ведь у них охрана.
Медведев улыбнулся.
— Придумаю. Ну, а ты... — он снова медленно провел ладонью по его жестким, нечесаным вихрам, — ты погостишь у мамы, отдохнешь.
— Нет! — воскликнул Миша. — Я не поеду в Бахмут! Я с вами поеду, Дмитрий Николаевич!
— Зачем? Все, что мог, ты сделал.
— Я буду с вами. Может, потребуется помощь. Послать меня куда-нибудь... Как же вы там без своего человека? Я пригожусь вам, Дмитрий Николаевич! — молил он чуть не со слезами.
В годы Великой Отечественной войны в тылу врага действовали партизанские отряды. Партизаны уничтожили тысячи железнодорожных и шоссейных мостов, около трёх тысяч танков и бронемашин, вывели из строя полтора миллиона вражеских солдат и офицеров. Многие партизаны были награждены медалью «Партизану Отечественной войны». В этой книжке рассказано об одной боевой операции небольшого партизанского отряда, действовавшего осенью 1941 года. Рисунки Л. Хайлова.
Человек делает свой характер сам - вот основная мысль книги. Автор - участник Великой Отечественной войны - был врачом в партизанском отряде Д. Н. Медведева.
Всем известно имя прославленного партизанского командира Героя Советского Союза Дмитрия Медведева. В книге «Сильные духом» и других он ярко рассказал о деятельности своего партизанского соединения. Но о самом себе Дмитрий Медведев рассказать не успел. А.В. Цессарский вместе с Медведевым пробывший 22 месяца в тылу врага в качестве врача отряда, собрал интересный, богатый материал о жизни отважного чекиста. Об этом книга «Жизнь Дмитрия Медведева».
