Чеканное слово - [9]

Горы мои

Я в зрачках сохраняю.

«Того, кто поля распахал…»

Того, кто поля распахал

И в борозды зерна засеял,

Кто попусту не отдыхал,

А всходы берег и лелеял,

Награды, земля, не лишай!

Сторицей отдай урожай.

Но тот, кто боится труда,

Кто, труся, другого обидит,

Кто бросил свой меч, —

никогда

Победы в глаза не увидит!

Он может убить и предать, —

Победы ему не видать!

Всему на земле свой черед.

Как ночи и дню

не расстаться, —

Жизнь смерти на смену

придет,

И смех после плача

раздастся!

Друг друга сменяют года, —

Так было и будет всегда!

«Дань сполна отдав заботам…»

Дань сполна отдав заботам,

Силы поля умножая,

Хлебороб оплатит потом

Каждый колос урожая.

Для него порою вешней

Свято зернышко любое:

Он ростков зеленых, нежных

Ждет с надеждой и любовью.

И простой учитель в школе,

Взяв добра и знаний зерна,

Засевает, словно поле,

Души детские упорно,

Гибнут всходы по-пустому, —

Боли пахарю нет больше.

А учителю простому

И того больней и горше.

Говорят…

– Что случилось? Что случилось? —

говорят.

– Неизвестно, что случилось, говорят.

Про того, кто это знает, говорят,

Ничего никто не знает, говорят.

Кто-то где-то что-то спрятал, говорят.

А слепой увидел это, говорят.

А безрукий взял все это, говорят.

А безротый съел все это, говорят.

Безголосый будто крикнул, говорят.

Безъязыкий разболтал все, говорят.

Убежал, исчез безногий, говорят.

И следов нигде не видно, говорят.

– Что случилось?!

– Что случилось? Говорят…

Притча

Когда – то притча сложена

О том в горах была,

Что слово «Дай» словечку «На»

Предпочитал мулла.

Привык он, званию под стать,

Шайтан его бодай,

Всем ближним руку подавать

С коротким словом «Дай!».

Но вот в один прекрасный год

За белою скалой

По воле рока треснул лед

На речке под муллой.

И возопил мулла:

– Тону! —

Пуская пузырьки.

И приближаться стал ко дну

У берега реки.

– Давай-ка руку, старина! —

Прохожий закричал.

Мулла, боясь ответить: «На!» —

Руки не подавал.

Великим скрягой,

видит Бог,

Он был.

Не потому ль

Словечко «На» сказать не смог,

Зато сказал: «Буль – буль!»

Да будет зрячею душа

Слепой отец не мог увидеть глазом

Того, что под ногами и вокруг,

Зато душой охватывал он разом,

Чего не мог и зрячий сделать друг.

Ты видишь все вокруг и под ногами,

Слепого сын, бесхитростный юнец.

Но мало видеть этот мир глазами,

Учись смотреть душою, как отец.

«О, люди! На земле сегодня каждый…»

О, люди! На земле сегодня каждый

Уверен, что дается жизнь однажды,

И каждый знает, что на этом свете

Всего однажды встретится со смертью.

А сколько счастья, подвигов, печали

В себе начала эти заключали?!

И знаете ли вы, что все на свете

Могли бы сами создавать бессмертье!

«В чем счастье?..»

В чем счастье?

Уж не в том ли, чтобы боль

Чужую

Ты оплакал, как свою?

Ты плачешь,

Если кто-то пал в бою.

Ты, значит, знаешь

Счастье и любовь.

В чем храбрость?

Ради тысячи сердец

Сумел ли ты отдать свое

Одно?

Когда народу отдано оно

Все без остатка, —

Значит, ты – храбрец.

«Когда бы не имел шипов шиповник…»

Когда бы не имел шипов шиповник,

Кто не сорвал бы алого цветка?

Не смог бы розы уберечь садовник,

Была бы безнаказанной рука.

И я хотел бы, не черствея сердцем,

Иметь шипы, как у того куста,

Для глаз врага хочу быть едким перцем,

Чтобы врага постигла слепота.

Пусть слово будет как крупинка соли,

Соленая для целого котла.

Хочу, чтоб каменная прочность воли

Неровной и ребристою была.

Враги нужны мне, чтобы тверже стали

Характер в жизни получал закал.

Глаза моих врагов передавали

Мое лицо вернее всех зеркал.

Отточенное лезвие кинжала

Холодный до поры хранит покой…

Оно остро, чтобы его не сжала

Рука врага бестрепетной душой.

«На зеркало дохнешь…»

На зеркало дохнешь —

И пятнышко тумана

На зеркале растает через миг.

Обиду нанесешь —

Годами ноет рана:

Обида колет, как граненый штык.

«Страшнее жадности людской…»

Страшнее жадности людской

Болезни нет. Она как море, —

Дождь не насытит никакой

Его и никакое горе.

«Совсем не в том мужское мужество…»

Совсем не в том мужское мужество,

Чтоб, сев в седло, спокойно ждать,

Нет, ты помужествуй, помучайся,

Коня ведь надо обуздать.

Пусть сабля не имеет жалости,

Когда остер ее клинок,

Мужчина даже в малой малости,

Нигде не может быть жесток.

У труса – две змеиных кожи,

И два лица, и слова два…

Как сабле, вынутой из ножен,

Мужчине не нужны слова.

Синий лед

В полгоря горе, если время властно

Виски черненым серебром прошьет.

У брадобрея есть и хна, и басма —

Не молодость, так цвет волос вернет.

Но седина – как шрамы для мужчины!

Страшней, когда устал на полпути.

Но и тогда кручине нет причины, —

Всегда сумеешь посошок найти.

И то не горе, ежели жестоко

Ослабнет взор, померкнут свет и лист,

На склоне лет спасительные стекла

В Махачкале спроворит окулист…

Беда тогда,

Когда, как снег, остуда

Ударит в душу, на сердце падет,

И солнышко не встанет ниоткуда,

Чтоб растопить забвенья синий лед.

Лоза моего винограда

Январская стужа была

Сурова для нежного чада,

И в мае листвы не дала

Лоза моего винограда.

И, добрую память почтив

Погибшей красы вертограда,

Я срезал,

кинжал наточив,

Лозу моего винограда.

Гроза табуном пронеслась,

Теплынью сменилась прохлада,

А возле окон не вилась

Лоза моего винограда.

Но не дал я заступу ход,

Решив: торопиться не надо,

Вдруг корень еще оживет

Лозы моего винограда.

И пробил желаемый срок,

Явилась для сердца отрада: