Чеканное слово - [19]

Солнцем – средь белого дня.

Девушка

Скроется конь твой за кручей,

Я окажусь у седла.

Словно татарник колючий,

Сделалась мачеха зла.

«В час полночный, душный иль метельный…»

В час полночный, душный иль

метельный,

Если будешь ты забыта сном,

Постараюсь песней колыбельной

Обернуться под твоим окном.

Если станешь в гору подниматься

И устанешь среди бела дня,

Рядом постараюсь оказаться

Я в обличье верного коня.

А когда жарою беспощадной

Станет жечь тебя июльский день,

Обернусь я речкою прохладной

И листвой, бросающею тень.

Обернуться в пору стужи лютой

Очагом и буркой я смогу:

«Потеплее ноженьки закутай

И присядь поближе к очагу!»

Если же тебя подкараулит

В час лихой беда, как западня,

Я тобою обернусь в ауле,

Пусть беда нарвется на меня.

Слезы марьям (Ландыш)

I

Цветок, словно пять слезинок соленых,

Цветок, словно пять слезинок горючих.

Цветок, словно пять снежинок на

склонах,

Цветок, словно пять снежинок на кручах.

Девушкой был мне цветок этот дарен.

Девушка в сердце оставила рану,

Словно сказала:

«Послушай-ка, парень,

Милой твоей никогда я не стану».

II

В чашечках белых весенний цветок

Долго росинки хранит по утрам,

Но почему – разгадать я не мог —

Лаки зовут его «Слезы Марьям»?

Кто она, эта Марьям, что в печали

Слезы лила?

Из каких она мест?

Мать ли она, молодая вдова ли

Или одна из красавиц невест?

Слезы Марьям, а какой – неизвестно.

Может быть, той, непокорные чьи

Пять сыновей не вернувшихся,

честно

Головы в битве сложили свои.

Может быть, той, что в котел положила

Гальку прибрежную и на костре

Кашу варила, чтоб чем – нибудь было

Малых детей накормить на заре.

Или печальницы той, о которой

В песне поется:

«Цветком на снегу

Стала слеза ее,

и белоперой

Вьюгой его замело на лугу».

Может быть, та,

что пленила Махмуда[16],

Может быть, та, что Ису[17] родила,

Выяснить это не мог я покуда, —

Одноименницам нету числа.

III

Видно, не знала ты горский обычай,

Мне подарив у вершин белопенных

Цветок, словно пять упреков девичьих,

Цветок, словно пять разлук непременных.

Лучше бы розу на стебле колючем

Или фиалку – надежду влюбленных,

Только не пять слезинок горючих,

Только не пять слезинок соленых.

Может, на севере вашем иначе.

Может, там скажут об этом подарке:

«Цветок, словно пять признаний горячих,

Цветок, словно пять поцелуев жарких».

«Я, как все, считать привык…»

Я, как все, считать привык,

Что в ауле есть родник.

Отчего же за водой

Каждый вечер чередой

Ходят к роще молодой

Девушки аула?

Чтоб встречаться – годекан

Женихам аула дан.

Что же с первою звездой

По тропинке по крутой

Ходят к роще молодой

Женихи аула?

Сердце, в котором нет любви…

Патрон без заряда, гнездо без орла,

Ножны без кинжала, весна без тепла,

Камень холодный

В почве бесплодной —

Сердце, в котором нет любви.

Ветка без листьев, родник без воды,

День без предутренней яркой звезды,

Тетеря глухая,

Колючка сухая —

Сердце, в котором нет любви.

Письмо

Нет, я не написал тебе письма,

Не грыз карандаша на ратном поле.

Я не открыл тебе сердечной боли,

Когда плыла пороховая тьма.

Мы годы проносили на плечах,

Хурджуны[18] заменяя рюкзаками…

И больше я не мог прижаться к маме.

Отец и мать! Вы обратились в прах.

Ушли однажды вы за край земли

И унесли с собой беспечность детства.

Но нам мечту оставили в наследство,

И мы ее по жизни понесли.

Но чтобы счастья этого достичь,

Мы столько перевалов брали сами

И плакали незримыми слезами,

Чтоб горечь материнских слез постичь.

Я помню телогрейку на двоих,

Из бязи зыбкой, цвета трав пожухлых.

Но гордо на работе в ней хожу я,

А ты – на трудных лекциях своих.

Ах, телогрейка! Чудо из чудес!

Ее тепла совсем не замечали,

Но на двоих делили в ней печали

И к жизни полудетский интерес.

Когда я вспоминаю о войне,

Когда в те дни опять я удаляюсь,

Морщинам я уже не удивляюсь

И нашей ранней чистой седине.

Мой верный друг, помощница моя,

Моей души вторая половина,

Кричит о мире каждая морщина

И этот крик летит через моря!

О мире для детей мечтает мать…

Но, если надо, встанут наши дети

И в бой пойдут, за этот мир в ответе!

Вот писем не сумеют написать…

«И сладкий плод и горький плод…»

И сладкий плод и горький плод

От солнца и дождя.

А я от жизни,

что ни год,

То улыбаюсь в свой черед,

То плачу, как дитя.

«Надежды, печали…»

Надежды, печали

Восторженных лет

Уплыли, умчали…

Растаял их след.

В тумане заботы,

Простором дыша,

По морю работы

Плыву не спеша.

Печалюсь, тоскуя

По светлому сну…

Но вновь – не хочу я

Вернуться в весну.

Все думы, заботы

Теперь – об одном;

Чтоб колос мой – плотным

Налился зерном.

«Неизлечима боль, как прежде…»

Неизлечима боль, как прежде,

Но радость ждет настороже:

Не много надо, чтоб надежде

Звездой затеплиться в душе…

Когда тебя в одежде черной

Я на тропе встречал любой, —

Душа брела дорогой торной

Тоски и горя – за тобой.

И вот сегодня траур сброшен!

Скажи, о радость, – навсегда?

Иль рано думать о хорошем,

И не для нас зажглась звезда?

И снова тучами ненастье

Затянет звездные поля.

Воспоминания о счастье,

Как раны старые, болят.

«Пожалей ты меня умеючи…»

Пожалей ты меня умеючи,

Дух затепли мой, как свечу,

А не хлопай меня, жалеючи,

Снисходительно по плечу.

Ты с отзывчивою бывалостью,

Проходя по ножу стези,

Не унизь мою гордость жалостью,

Своей гордости не вознеси.

«Как детство мое золотое…»

Как детство мое золотое,