Чего ждет Кейт - [83]

Кейт и Андерсон во всей красе. Сегодня и навсегда.

Сцена семьдесят седьмая

Три часа до спектакля, а мы с Ноем прячемся в будке осветителей.

На самом деле, «прячемся» – это не слишком верное слово. Одри, режиссер по свету, может в любой момент вернуться, и это я еще не говорю про Колина и Пьерру. Но будка такая маленькая и уютная, и мы оказываемся в нескольких шагах от вечного хаоса, сопровождающего премьеру. Конечно, ни компьютер, ни пульт мы не трогаем. Приятно просто сидеть бок о бок так, чтобы нас не было видно из окна, когда Ной обнимает меня за плечи. И еще приятнее легкое головокружение, которое я испытываю каждый раз, когда его пальцы тихонько касаются кончиков моих волос.

– Нервничаешь? – спрашиваю я. – Перед первым своим спектаклем я так волновалась, что меня чуть не стошнило.

– Но ты же играла кого-то из массовки?

– Да. – Я усмехаюсь. – Но даже в массовке можно все испортить. Реплик не было, но я могла пукнуть в микрофон, например.

Ной смеется так искренне, что я невольно присоединяюсь к нему.

– Должна ли твоя история меня успокоить? – спрашивает он.

– Ну, в микрофон я не пукнула. И не только в микрофон, – быстро добавляю я.

Он прижимает меня к себе.

– Нервничаешь?

– Немного. Но мне трудно понять, это из-за премьеры или… из-за всего прочего.

Он оборачивается ко мне с полуулыбкой.

– Прочего?

– Прочего? – Я тоже едва заметно улыбаюсь.

И вот мы уже целуемся. Целуемся в вечер премьеры в будке осветителей. Полного объятия не получается: колено Ноя навалилось на мое, я упираюсь ладонями в пол. Но мне нравится эта восхитительная неловкость. Она дарит мне зудящее чувство ностальгии: тоску по минутам, которые мне еще не довелось даже прожить, вроде беспорядочных прикосновений во время свиданий в средней школе или первых летних поцелуев в лунном свете у бассейна.

– Можешь ли ты представить себе, – тихо и почти не дыша говорит Ной, – как долго я представлял себе этот момент?

– Конкретно этот? В будке осветителей?

– Ага. – Он снова мягко касается моих губ. – И не только здесь. Будки осветителей, туалеты, самолеты, туалеты в самолетах. Где угодно.

Мне даже осознать это тяжело. Мы так непринужденно переходим от шуток и разговоров к поцелуям и обратно, как будто в этом мире нет ничего более привычного. Мне всегда казалось, поцелуй – это своего рода превращение: музыка играет, задний план размыт, в голове нет ни одной мысли, только ощущения.

Но все совершенно не так.

На самом деле это и нежное прикосновение губ Ноя к моим, и приятная боль где-то в животе. И то, как он даже десять секунд помолчать не может, даже когда целует меня, поэтому я то и дело начинаю хихикать. И то, как нас охватывает тревога и мы начинаем судорожно проверять время, чтобы не пропустить начало.

Но мне все равно нравится.

Нравится, что даже в момент поцелуя мы не перестаем быть собой.

Сцена семьдесят восьмая

Прошел еще час, и теперь мы с Рейной пытаемся сидеть спокойно, а Брэнди накладывает нам грим.

– Все будет хорошо, – твердит Рейна, – нужно просто выйти на сцену и сделать то, что у нас получается лучше всего, как мы всегда и делаем. Тогда и нервничать не придется. Все по плану. Брэнди, ты зачем мне щеки помадой мажешь?

– Просто доверься мне, – советует Брэнди.

Если честно, только ей я бы в этом и доверилась, потому что Брэнди точно не использует больше косметики, чем я сама бы согласилась. Я все понимаю: яркий свет прожекторов как бы вымывает из тебя все краски, поэтому нужно подчеркивать лицо ярче и т. д. и т. п. Но если парням как-то можно обходиться без яркой помады, я тоже без нее обойдусь. Особенно на щеках.

Мне просто хочется быть собой.

Мисс Джао ждет, когда мы все наденем костюмы, а потом толпой выводит труппу на секретную учительскую парковку, где мы торжественно сжигаем программку спектакля.

– Мы Розуэлл Хилл, – говорит Джао, – и мы едины.

И мы снова и снова повторяем ее слова.

«МЫ РОЗУЭЛЛ ХИЛЛ, И МЫ ЕДИНЫ. МЫ РОЗУЭЛЛ ХИЛЛ, И МЫ ЕДИНЫ».

Вот бы поймать этот момент, закупорить в бутылке и сохранить на всю жизнь. Плечи Андерсона и Рейны, между которыми я зажата. Прикосновения рук, то, как мы стоим в кругу и снаружи нас омывает прохладный воздух осеннего вечера, а изнутри – волны любви и единения.

– Все вместе! – командует Джао, затаптывая тлеющие останки сгоревшей программки. Мы все собираемся еще ближе и обнимаемся.

И вот уже половина седьмого, мисс Джао стоит перед занавесом и просит всех выключить телефоны на время спектакля.

– Мюзикл, – доносится шепот Ланы Беннет откуда-то из-за декораций.

Оркестр играет увертюру, и я, как всегда, на минуту теряю способность дышать. Ной обнимает меня.

– Все получится.

– Ной, Энди, Рейна, к левому выходу, пожалуйста, – быстро шепчет Девон.

Ной снова обнимает меня:

– Ни пуха ни гипса.

Началось.

Сцена семьдесят девятая

Жила-была леди Кейт, Восходящая звезда, и однажды в одиннадцатом классе она оказалась на авансцене.

Все прошло потрясающе гладко. Никто не забывал вытолкнуть из-за декораций матрасы, ни у кого не сорвался голос. Танец Брэнди идеален, микрофоны не выключаются, а мы с Мэттом успешно сдерживаем смех во время поцелуя, хотя наши мамы подшучивают над нами с первого ряда.