Чего стоит Париж? - [50]

Луи де Беранже был образцовым царедворцем, и сейчас, наблюдая за ним, я убеждался в этом все больше и больше. Он говорил каждому то, что его собеседник ожидал услышать в этот момент. Причем именно тем тоном, который, подобно стреле, находил кратчайший путь к сердцу слушателя. Он мог быть груб и циничен, командуя своими головорезами, тотчас же убедителен и дипломатичен в переговорах, обворожительно учтив в светской беседе и требовательно настойчив в разговоре со всеми, от кого ему что-либо было нужно. При этом он никогда откровенно не лгал, но правда, пройдя через его уста, становилась такова, что толковать ее можно было самым разнообразным способом. К примеру, вот как сейчас.

Дю Гуа желал встречи своего сюзерена со мной. Вернее, если д'Орбиньяк не заблуждался и я действительно англичанин Уолтер Камдайл, – с моим двойником, Генрихом Наваррским. Желал ли ее будущий король Франции – неизвестно. Возможно, он об этом еще попросту и не думал. Однако идея уже зародилась в голове у его фаворита, а это означает, что вскоре и монарх станет думать так же. Однако зачем моему кузену Валуа такая встреча? Что это: попытка восстановить мир в королевстве? Желание перетащить на свою сторону вождя гугенотов? Возможно! Даже более чем возможно. Если бы предложение о тайных переговорах исходило от Генриха Анжуйского, а не его наперсника. Значит есть иная причина, таящая в себе личную выгоду Беранже. Хотелось бы знать, какая?

– Буду говорить прямо: я удивлен вашими словами, месье дю Гуа, – начал я. – Я полагал, смерть брата, в которой облыжно обвиняют меня, кровавою рекой легла между мной и Генрихом. Однако он знает, я всегда с почтением относился к роду Валуа и лично к нему, Я помню нашу детскую дружбу и вовсе не желаю быть его врагом.

– Сир! – Радость нувориша была столь искренней, что невольно казалось – наконец-то сбылась заветная мечта этого достойнейшего кавалера. – Я благодарен вам за эти слова. Уверен, король будет также счастлив услышать их от вас. Что же касается упомянутого убийства, государь, – мой визави понизил голос и демонстративно оглянулся по сторонам, выискивая притаившихся шпионов в убранной уже пиршественной зале, – я знаю, что вы не причастны к нему. И Генрих знает об этом. И когда мы заключим союз, я с великой радостью помогу вам восстановить справедливость, что бы ни говорила и ни думала об этом мадам Екатерина.

Глава 11

– Владимир Ильич, как вам удалось написать столько трудов?

– Очень просто, батенька, очень просто! Жене говоришь, что идешь к любовнице, любовнице – что идешь к жене, а сам – на чердак, и работать, работать, работать…

Толстый курс истории ВКП(б)

Робкое пламя, дрожащее при одном только приближении гулявших по замку сквозняков, вздрогнуло при словах Беранже так, словно могло понять их смысл.

– Что вы имеете в виду? – напряженно произнес я, готовясь не пропустить ни единого слова.

– Вы хотите доказать, что неповинны в смерти короля Карла, не так ли, сир? – переспросил Беранже.

– Да, это так.

– Я могу это подтвердить. В момент взрыва я стоял у входа в подземелье и своими глазами видел, как падает на вас ангел с капители колонны. Благодарение Богу, миланский доспех сохранил вам жизнь! Но в том положении, в котором вы очутились, невозможно ни убить, ни ранить кого бы то ни было. Сплющенные чаши налокотников не дали бы вам шанса согнуть или разогнуть руки.

– И все же король был убит. Если не мной, то кем тогда?

– Вы можете предположить, что мной, – не моргнув глазом предложил дю Гуа.

– Я думал об этом, – столь же бесцеремонно ответил я.

– Не сомневаюсь, – без тени смущения кивнул собеседник. – Смерть государя была весьма кстати фавориту его наследника. Это верно. Признаться, у меня бы не дрогнула рука укоротить дни этого бесноватого. Одно лишь обстоятельство против столь убедительных доводов: я не убивал его. Хотя, не будь вас, смерть Карла наверняка приписали бы мне. Черной Вдове нужен достойный виновник смерти ее сына, а не жалкий исполнитель чужой воли, каковым являлся истинный преступник, – развел руками Луи де Беранже, демонстрируя невозможность что-либо изменить в сложившейся ситуации.

– Вы говорите это так, точно знаете имя настоящего цареубийцы. – Я изобразил на лице выражение всевозрастающего внимания. – К тому же второй раз за последние несколько минут вы упомянули имя мадам Екатерины в связи с этим преступлением. Вы что же, подозреваете королеву?

– Нет, ни в коем случае! Может показаться странным, но Паучиха действительно любит своих детей. Вероятно, так, как любят паучихи, но все же это правда. Она не убивала сына. Но Карл погиб, а этим нельзя было не воспользоваться. И это тоже правда. Смерть короля от руки коварного иноверца способна объединить двор, Церковь и народ против вероломных врагов-гугенотов вокруг нового государя. Пока что вы вполне подходите на роль ужасающего дракона, пожирающего невинную жертву. А вот истинный убийца – нет.

– Вы хотите сказать, что Екатерина знает имя настоящего преступника – и ничего не предпринимает?! В это невозможно поверить!

Дю Гуа пожал плечами:

– Я ничего не могу сказать наверняка по поводу того, что предпринимает Черная Вдова. Сами знаете, действия вашей тещи покрыты густой завесой тайны. Однако то, что ваша непричастность к смерти короля не вызывает у нее сомнений, – это абсолютно точно. Спустя сутки после злосчастной ночи королева-мать самолично опрашивала всех придворных, находившихся вблизи потайного хода в минуты гибели Карла. Меня в том числе. Не могу сказать, что дал ей опрос и иные хитроумные причуды, на которые она надеялась, но недели полторы назад в замке Сен-Поль скончался некий Роже л'Отен, барон Ретюньи, кабинетный дворянин покойного короля Карла – румянощекий здоровяк, никогда ничем не болевший.