Чего хочет женщина... и что из этого получается - [6]

Стоит. Брюхо лежит на столе, ручки кое-как стянуты за спиной, глаз пустой, водянистый. Стоит так, будто охраняет не вход в буфет, а кабинет с ядерной кнопкой. Слов, находящихся в свободном обращении, штук пятнадцать, гон приказной, наклонение повелительное. Тем коктейлем эмоций, которые возникают у меня при каждом столкновении с этим упрямым и злобным придверным элементом, можно стадо крыс отравить где-нибудь на помойке.

Всю жизнь меня не пускали к собственной матери на работу, хотя и я знала в лицо каждого бдительного сторожа, и они прекрасно изучили и меня, и мой сезонный гардероб, и даже эволюцию моих автомобилей. И все равно с плохо скрываемым удовольствием они бодро вскакивали на моем пути с автоматами (!) наперевес. Однажды в разгар бурной дискуссии на тему, почему меня сегодня надо пропустить к маме, я уперлась взглядом в дуло и неожиданно поняла, что это настоящее огнестрельное оружие. Потом я посмотрела в глаза охране. Глаза немного блуждали. Я тихо отошла в сторону и почти месяц не навещала родную мать на ее работе. Потом то ли животный страх прошел, то ли охрану сменили, но все началось сначала. Я приходила на проходную, там немедленно начинался скандал, потом появлялась секретарь с какой-то бумаженцией, подсовывала ее под нос защитникам и, виновато улыбаясь, оттаскивала меня к лифтам. Охрана к этому моменту бывала уже прилично разъярена, поэтому еще долго по коридору металось эхо со всевозможными «папами» и «мамами» в страдательном падеже. А ведь я всегда с ними первым делом здоровалась и в тысячный раз терпеливо объясняла, к кому, куда и по какому поводу иду.

Поэтому, когда однажды после моей заученной и безнадежной увертюры охранник вдруг расплылся в широченной улыбке и, как обрадованный шкаф, поскакал провожать меня к лифтам, спрашивая на ходу, какая погода нынче и не легко ли я оделась, я решила, что сошла с ума. Охранник так унижался, что у меня голова заболела. Потом оказалось, что по материной протекции ему сделали какую-то удачную поездку за рубеж и он теперь маму, папу, а также всех остальных родственников готов на руках таскать до ее кабинета и обратно.

Кстати, объективно, он оказался одним из самых приятных представителей своего племени. Он все-таки был молод, относительно привлекателен, умел улыбаться и радоваться встрече. Потому что обычно лицо охранника вызывает одно желание — побыстрее мимо него пройти и побыстрее его забыть. Однако внешние данные охраны — еще не самое страшное. Как ни странно, шкафообразный мордоворот— самый безобидный представитель братства беспощадных вахтеров и бдительных сторожей. Если к моменту вашей с ним встречи он сыт и доволен во всех отношениях, есть шанс, что после недолгих и чисто формальных переговоров (нельзя же пропускать просто так) вам удастся все же проникнуть в какую-нибудь святую святых. Если судьба в лице этого блюстителя порядка улыбнется вам, блюститель тоже улыбнется, сделает вид, что, дескать: «Ну, это, конечно, не положено, и шеф у меня сердитый… Но ты давай, смотри только, чтобы тихо, незаметно. На глаза никому не попадайся… Не отсвечивай, помалкивай. Я тебя не видел, ты меня не знаешь…» И ручкой сделает, и еще подмигнет. После этого инструктажа надо будет немедленно съежиться, скорчиться, слиться с несвежей краской на стене, смешаться с остальной мебелью и, быстро-быстро перебирая лапками, заструиться по линии плинтуса в указанном направлении. Не забыв с чувством поблагодарить доброго дядю.

После этого лучше не задумываться о чувстве собственного достоинства и женском самоощущении. А ведь это мы имели дело с мужчиной, можно сказать, коль скоро он все-таки пленился девичьим обаянием и оказал содействие, войдя в положение.

Но есть ведь и совсем гиблые варианты. Обычно они значительно менее розовощеки и игривы. Какими только эпитетами, литературными и не очень, описывали их милые барышни с неплохим образованием! Мимо них действительно не проползет ни живое, ни мертвое, а пропуск, паспорт и разрешение попробуют на свет, на зуб, на нюх, потом просветят рентгеном и все равно найдут, к чему прицепиться. Меня однажды почти час мурыжили и так и не пропустили на какое-то страшно засекреченное предприятие, очень похожее на обычное экс-НИИ, медленно пили кровь и повторяли, что не по уставу улыбаться на фотографии в паспорте. О том, что у меня было особенно хорошее настроение в день, когда я снималась на документ, я уже имела возможность пожалеть, и не раз. Но тут было все совсем плохо. Как я ни старалась расцвести такой же улыбкой, как в паспорте, судя по надбровным дугам охраны, ничего убедительного не получалось. Мне уже стало казаться, что в документе не моя физиономия, а портрет Кондолизы Райе, а тут еще охрана подняла на меня свои «глубокие и проницательные глаза с хитринкой» и не на шутку возмутилась: «Прекратите, — говорит, — улыбаться. Тут вам ПРОХОДНАЯ, а не дом свиданий!» Я попыталась, было возразить, но поняла, что с этими надбровными дугами спорить бесполезно.

Несмотря на то что в женском арсенале гораздо больше изощренных методов воздействия на противоположный пол, именно прекрасная половина почему-то чаще остается по эту сторону препятствия. Мужчины обычно более философски относятся к какому-нибудь пугалу за турникетом и не позволяют ему портить собственное настроение или предобеденный аппетит. Для них охрана такое же малоприятное, но неизбежное зло, как комарье летом или прорвавшиеся трубы зимой. Ну стоит хмырь какой-то, ну не пускает, так у меня на этот случай есть такой пропуск, на другой — вот этакое разрешение и еще на всякий пожарный — фотография любимого кота шефа из 5-го управления, с 3-го этажа, из 356-й комнаты.