Чефуры вон! - [43]
— Ну… за здоровье! Что было, то было. С сегодняшнего дня начинаем всё по-новому. Хватит уже этих сюсюканий и прочего баловства. Теперь только твердая рука. Жизнь — сложная штука. Не выйдет так, как ты и твои дружки лентяи думаете. Вы не пионеры Тито, чтоб делать все, что в голову взбредет.
А Иосип Броз Тито тут при чем? Охренеть… Ранка все еще продолжала запихивать в сумку вещи. В одну все не поместилось, и она принесла вторую. А Радован сидел и пил свою ракию.
— Из дома выходим без четверти шесть.
Какое-то время он еще смотрел, как Ранка складывает вещи, потом встал, поставил ракию обратно в шкаф и отправился спать. Я тоже встал и подошел к Ранке, чтоб помочь ей с вещами. Хотя, думаю, ни она, ни я вообще не имели представления, что и как нужно собирать для поездки без обратного билета.
Почему мы с Ранкой вспомнили Велу
Мы с Ранкой мои вещи укладывали. Укладывала, конечно, она, а я ходил за ней, как зомби, и кивал, если она спрашивала, какие класть штаны или футболку. Ранка быстро упаковала две сумки. Для нее это никогда не было проблемой. Всегда, когда мы ехали к нашим, Ранка набивала столько вещей, что все думали, что мы переезжаем. Неизвестно, какая там будет погода. Вдруг задержимся на день или два. Может, приедет Милан, и мы будем варить ракию. Ко всему нужно быть готовым. Это девиз всех чефуров. Никогда ничего не знаешь наперед.
— Тебе нужны будут зимние вещи?
Да откуда мне знать, Ранка, если даже ты не в курсе? Это я, что ли, с Радованом договаривался? Сейчас май, конец мая. Только мне-то что? Мне вообще по барабану. Как вы с Радованом решили, так и будет. Что ты меня-то спрашиваешь? Мне все это параллельно… Я не парюсь. Еду в Боснию, и всё тут. Вот и все, что я знаю. Хотя, в принципе, у нас дома никогда ничего не бывает известно заранее. Откуда тебе знать, что там будет! Уже в апреле у всех вокруг были точные планы на каникулы, только Радован с Ранкой говорили: «Посмотрим!» По-любому мы всегда ехали в Боснию, да еще всегда в одно и то же время, и всегда на три недели, и каждый раз до самого последнего момента никто ничего не знал. Радован страшно нервничал перед отъездом. И это тоже чефурские прибабахи. Ты не знаешь, на какого придурка можешь нарваться, когда будешь гнать по Боснии, и кто тебе будет трахать мозг в Хорватии, — тебя ведь зовут Радован Джорджич! — и что на этот раз потребуют от тебя боснийцы на границе, да сколько колбасы и молодого сыра хорваты разрешат тебе отвезти домой. Вообще Радована и Ранку все эти таможни доводят до белого каления. Всю жизнь они ездят по одному маршруту: Любляна — Загреб — Славонский Брод — Високо. И тут вдруг — ни с того ни с сего — границы! А потом еще: «Стой, покажи паспорт! Открой багажник! Давай техпаспорт! Кто там у тебя в Високо? А Бор тебе не родственник? Кем тебе приходится генерал Джорджич? Ты из самого Високо? Как машина, не барахлит? Как живется в Словении?» — и другие дебильные вопросы, которые могут выдумать боснийские таможенники. Поэтому Радован с Ранкой всегда на нервах, когда мы едем к нашим.
— Ладно, неважно, вышлем, когда понадобится.
Ну конечно. Так и есть, Ранка. Никаких проблем. Вышлешь. Наверно, даже приедешь в гости и привезешь мне мои дутики. И подарок на Новый год. И на день рождения. Если в этот день, пятого марта 2007 года, еще вспомнишь обо мне. Тогда мне стукнет восемнадцать лет. Полных. Тогда я стану совершеннолетним, и тебе больше не нужно будет отвечать за меня и волноваться из-за того, что я опять натворил. Тогда ты сможешь спокойно вздохнуть.
— Тебе еще что-то нужно?
Чтобы любили, понимали, слушали…
— Зубная щетка.
Она всегда забывает про мою зубную щетку. Каждый раз, когда мы едем к нашим, мне приходится там покупать себе новую, в этой развалюхе под названием Код Велэ[118], которая у них типа магазин. Ранка, видно, тоже вспомнила об этом и засмеялась. Ну чего тут смешного?
— Всегда забываю. Ничего, купил бы себе новую у Велы.
Она еще больше смеется. И я тоже смеюсь. Провались ты со своей Велой! Сама чисти свои желтые зубы щеткой от Велы. Вела — это наш семейный прикол. Это соседка моих бабушки и деда, ей уже сто лет, но она все еще держит магазин на первом этаже своего дома. Даже во время войны он работал. У нее можно найти такие вещи, которые уже миллион лет не продают нигде в мире. Например, у нее можно купить «Зиродент». Самую отвратную зубную пасту на свете. Ни один смертный не знает, где Вела заказывает товар, но у нее все очень дешево, и она наша соседка, и мы постоянно ходим к Веле за зубными щетками и прочей фигней.
И теперь Ранка ржет, чуть не писается от смеха, потому что вспомнила Велу и дедушку, который всегда, если кто-нибудь говорит, что пойдет в нормальный магазин, отвечает: «Что? А чем у Велы плохо?» А плохо там все. Ни одной нормальной вещи нельзя купить у Велы, и никогда там никого нет: сколько ни приходил, никогда не видел, чтоб кто-нибудь у нее был, а магазин этот у нее уже сто лет. Плевать этой Веле на глобализацию. Хуже всего — это сладости, когда бакица дает пять конвертируемых марок, чтоб ты себе код Велэ купил шоколадку. «Милки» там нет, а только столетней давности шоколадки «Звечево», которые Вела закупила еще во времена бывшей
История о Человеке с экзистенциальным кризисом, у которого возникло непреодолимое желание покрасить статую Ленина в желтый цвет. Как он пришел к такой жизни и как этому поспособствовали непризнанный гений актерского мастерства Вован, Артур Тараканчиков, представительница подвида «yazhematikus», а также отсутствие космической программы в стране Эритрея и старый блохастый кот, вы сейчас узнаете.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В провинциальном городе все чаще стали нападать на так называемую «гопоту» – парней в штанах с «тремя полосками» с пивом и сигаретой в руках, бродящих по кабакам, занимающихся мелким разбоем, живущих без царя в голове. Известны организаторы этих «зачисток» – некие RASSOLNIKI. Лидеры этой группировки уверены – гопота это порождение Советского Союза и она мешает встать на ноги новой стране. Особенно гопота во власти, с которой RASSOLNIKI планируют бороться далеко не маргинальным методом.Тем временем в город приезжает известный журналист Александр Рублев, ему поручено провести расследование и сделать о RASSOLNIKах материал.