Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне - [56]

Шрифт
Интервал

— А сам-то как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Лёха.

— Сулейман, вон, около ворот мается, а сын его в Шали тусует, как только что определится, — сразу движуха пошла…

— И чего, так до вечера он и будет здесь кожу отирать? — уточнил Бескудников, кивнув в сторону выхода.

— Он предлагает к нему ехать, там переночевать, если завтра срастётся, оттуда выедем…

— Замануха какая-то… — Костя, вообще изначально не очень верил в успех мероприятия, а теперь ещё «чехи» в гости зовут.

— Его от себя отпускать не стоит, по крайней мере сейчас, — Рябинин задумчиво постучал пачкой сигарет по ладони.

— Слышь, мужчины, — по Лёхиному лицу было заметно, что он что-то придумал, — давайте так… Вы своего «чеха» берёте на борт и пилите к нему домой… Да погоди ты! — остановил он пытавшегося что-то сказать Рябинина, — мы вам дадим рацию на нашем канале, а сами рядом будем, где-нибудь на блоке около Гудера, а утром если у вас срастается мы по-тихому за вами двинем… По рации соориентируете.

— Нормально… Самое главное связь будет, — Катаеву идея понравилась, как и всем остальным операм.

— С полуслова понимаем друг друга, — рекламно улыбнулся Андрей.

— В принципе реально, — Рябинин бросил пачку на стол, взялся за кружку, — но в этом случае уже выезжать пора, — Сергей посмотрел на Костю. Тот всё понял и вздохнул:

— Мне опять идти договариваться с Кутузовым?

— Ну а кому же ещё? — со смехом ответил Рябинин, — ты же у нас начальник переговорного пункта.

Катаев поймал Михаила Анатольевича по дороге в прокуратуру. Руководство готовилось к приезду Куликова, за эти два дня пытаясь привести все бумаги, в первую очередь уголовные дела, в порядок. Для этого было необходимо заручиться поддержкой прокуратуры, исключив с её стороны нелицеприятные отзывы о совместной деятельности. Это сыграло решающую роль. Миша, желая побыстрей отвязаться от насевшего на него, сумбурно уверенно втирающего о необходимости выезда в ночь, опера, согласно покивал. По лицу было видно, что он ничего не понял. Косте это было безразлично — своей цели он достиг.

Забежав обратно, он увидел, что Рябинин, Долгов и Бескудников, облачённые в амуницию, ждут лишь его. Броня, разгрузка, автомат. Пока одевался, поведал о полученном разрешении, узнав в свою очередь, что «Визири» ждут на площади, а Рябинин стал счастливым обладателем «Моторолы» с их волной.

— Костян, мы в машину, а ты у ворот Сулеймана найди, скажи в гости к нему едем… — шагая по коридору на выход, сказал Рябинин Катаеву.

— Угу, — согласно кивнул тот и, отделившись от товарищей, пошёл к воротам.

Сулейман обрадовался ему, словно они были знакомы сто лет и вот, ещё сто спустя, встретились.

— Дарагой, как зыдаровие, как дэла? — двумя руками пожал он ладонь Катаева. Костя немного смутился от такого радушия, но, вовремя вспомнив о притцей во языцех, кавказском двуличии, спокойно изрёк:

— Добрый день! Сулейман, а мы к тебе. Гостей принимаешь?

Канэчно, канэчно… — засуетился он, не зная, то ли ехать накрывать стол, то ли ждать ещё каких-нибудь пожеланий.

— Ты тогда домой поезжай, мы через полчасика за тобой выедем, — Костя решил не светить «Визирей» перед чеченцем, Серёга как раз пропуск выпишет… У тебя и поговорим, добро?

— Дабро… Дабро… — кивнул Сулейман и, отойдя от деланного радушия, более естественно сказал:

— Толко я чэрэз Шали праеду, сына прэдупрежу, что дома будэм. Вы особа нэ тарапитэс…

— Давай… — Костя прикинул время, — часам к двенадцати будем в Гудермесе, нормально?

— Дагаварилысь.

Сулейман степенно вернулся к своей машине, оставленной за рыночной шашлычной. Попинав пыль, Катаев дождался выезда машины и залез на пассажирское сиденье.

— Всё путём? — спросил Рябинин.

— В целом… Ему в Шали надо, к сыну. Я на двенадцать забился, к дому подъедем… — открутив крышку, сделал глоток минералки Катаев, — так что часик-другой тусануть где-нибудь надо. Шашлыков пожрать.

— С пацанами скричись тогда, — Серёга бросил Косте на колени кирпичик «Моторолы» — узнай какие у них планы в связи с этим будут… Позывной «Ромашка-2».

После коротких переговоров с «Ромашкой» порешали, что опера тусуются где-нибудь в Гудермесе, находясь на связи, а «Визири» пошустрят в окрестностях, по своему плану. К вечеру договорились скорректироваться, если не будет форс-мажора. Тьфу-тьфу-тьфу.

Не доезжая до Гудермеса, где-то на въезде, Рябинин «срисовал» за серой массой блокпоста дымок курившегося мангала. Костя тоже заметил точку чеченского общепита и машина срулила с дороги.

Стандартная схема шашлык-бензин, деньги-пиво и опера присели на колченогие топчанчики, поставив бартерную жратву на закопченый стол. «Мебель» удачно располагалась за их УАЗом, так что их не было видно с дороги.

— Сколько у нас времени? — открыв поставленным на задержку затвором пистолета бутылку пива, спросил Костю Бескудников.

— Часа полтора, — с набитым ртом промычал тот.

— Хорошо, — глотнув холодной «Балтики», вытянул ноги Бес.

— Смотрю я на тебя, Бес и завидую, — Костю ещё не отошедшего от смертей, коробило вечно кайфующее состояние Бескудникова, — на балдеже постоянно, по хер всё.

— А чего загоняться-то? Костян? — Бес поставил бутылку на стол, — что изменится-то? Тара воскреснет? Или Крылов?


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.