Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1 - [9]

— Я за Лужкова, Примакова, Селезнева. На их стороне бесценный опыт житейской мудрости, они синяков и шишек понабивали с лихвой. Знаешь, дружище, кто им ни в чем не уступит? П-п… п-пожалуйста. Зюганов — правдолюбец, идейный кремень у него за душой, патриот — детям, внукам реальное счастье может дать. А Саша Лебедь, он смел, решителен, мозговитый генерал, миротворец. Явлинский — угоден малому числу россиян, но он же толковый экономист, уравновешенный политик. Григорий еще нам пригодится. А белорус Александр Лукашенко — скала, сила! Туберкулезные экономические каверны способен вылечить и Александр Руцкой. Он вырос у нас на глазах в крупного государственника; его, стреляного воробья, на мякине не проведешь, народный любимец, солидная фигура. Володя Жириновский покоряет мир язвительной формой общения, драчун, но и воли, энергии у него хоть отбавляй, нужна же щука, чтобы карась в реке не дремал. Дальнозоркая, интеллектуальная и прогрессивная личность председатель Госдумы Геннадий Селезнев. У генералов Андрея Николаева и Бориса Грызлова имиджи высокообразованных военных! Может быть, когда-нибудь пригодится и молодежь, правительственные чудаки Сергей Кириенко и Борис Немцов, сгоревшие по неопытности в схватке с великанами-старцами. Чубайса и Гайдара подлечить бы малость от «завихрений», тоже были бы России нужными… И поди ж ты, подпирает власть второй эшелон — вот набрал силу в Кемерово Тулеев, на Кубани — Ткачев, Черногоров — в Ставрополе, на Дону, в Сибири, в Поволжье, на Дальнем Востоке, в Нечерноземье, на Урале, как на дрожжах поднялись местные политики. Да и в центре найдутся любопытные, сильные, яркие мужики. За Россию они горой постоят, за ее национальные интересы без холуяжа и пресмыканием перед кем-либо…

Москаленко махнул рукой, отупев от беседы: мол, не преследуй меня больше, земляк… Собственная решимость подбодрила его. Он засеменил по цементным плиткам узколобой улицы. У старика долго не проходило ощущение, что кто-то настырно дышит ему в затылок, не выдавая себя, он растворился в тени зданий, в толпе прогуливающихся людей. Оглянулся — никто не наступал на пятки. Отстал и этот прицепившийся к Москаленко, как репейник к собачьему хвосту.

Иван Михайлович остановился, неловко вытащил из бокового кармана пиджака помятую газету с песнями Андрея Макаревича и начал по памяти декламировать текст:

Не маячит надежда мне,

То мелькнет, то куда-то денется,

И в загадочной этой стране

Ничего уже не изменится.

Нот этого даже легко,

Опосля, как пропустишь стопочку,

Референдум прошел под пивко,

Панихиды пройдут под водочку.

И причины искать не надо —

Просто любят бараны стадо.

Но, а то, что в стаде не режут,

Так ведь это не всех,

Так ведь это все реже.

И по кругу пойдет дорога,

И баранам не нужно много,

Забросают в загон питанье —

Вот и все проблемы бараньи.

Чтобы решать проблемы бараньи,

Существует голосованье.

Все по карточкам, все законно,

Все, конечно, внутри загона.

А зачем барану наружу?

Там ведь ум не бараний нужен,

Там ночами от страха жарко,

Там пастух и его овчарка.

Пастухи без особых хлопот

Над баранами ставят опыты.

Не спросившись про их желанья,

Ставят опыты на выживание.

Вечерами за шашлыками,

Громко щелкая языками,

Удивляясь на стадо с кручи:

Ох живучие, ну и живучие!

«Свернул Ельцин с подпевалами с дороги народного счастья. А жаль… Под его дудку пританцовывает лакейская пресса, телевидение. Оболванили рекламой красивой жизни, согнали в стадо баранов. Собственной шкурой испытали, почем фунт лиха. И глухонемые до сих пор? — удивлялся Москаленко. — Но иногда я теряюсь в догадках: «А может, Борису Ельцину Богом отведена роль до конца жизни вершить колючие реформы. Смотри, сколько за него ратуют умных людей?»

На последней странице печатной бредятины он вновь наткнулся на ядовитые редакционные стишки:

Кто-то шлепает пачку указов,

Кто-то молча чихает на них.

Кто-то брюхо набил до отказа,

Кто-то в смерти голодной поник.

Кто-то лижет подошвы у НАТО…

Кто-то судит Героя, подлец…

Кто-то мечется из «демократов» —

В патриоты, почуяв конец.

Кто-то ждет у «семерки» под дверью.

Кто-то славит его во всю прыть,

Кто-то в панике, кто-то в безверье,

Кто-то танки не в силах забыть.

Кто-то душит «реформой» Россию.

Кто-то мыслит, что он навсегда.

В Беловежье скучают осины.

Очень много осин, господа.

Злые строки… Не надо больше нам крови, революций, тем более «осин»…

Ивану Москаленко вдруг представились люди в виде лабораторных мышей, над которыми экспериментировали господа: выживут-не выживут. К чему эта ускоренная дебилизация россиян! Облапошенные отроки то и дело твердят же о мародерах и сволочной житухе: «Ах… с ним!», «Пропади все пропадом!», «Прорвемся»…», «Пускай подавятся!», «Не в деньгах счастье…», «Деньги — дело наживное», «Иудам — смерть»… Неужели и они не знают о горемычной людской канители там, наверху, в Кремле? Катастрофа!.. Что теперь будет?»

Глава 2. ОГРАБЛЕНИЕ

Занималась в зияющей тишине златоперая заря, похожая по величию и чародейству на отдохнувшую за ночь, набравшуюся положительно-сумасшедших сил и красоты жгучую блоковскую Незнакомку. Такая же, с пестрым румянцем, проступавшем на кромке неба. Гибкие, как тонюсенький стан молоденькой девушки, лохматые ели клонились с хрустом в дугу, отягченные снегом. Зигзагообразно в воздухе порхали невесомые хлопья, колошматя друг друга.