Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1 - [2]

Евгений Рябцев, писатель, автор популярных книг-бестселлеров «113 прелестниц Пушкина», «Блудницы» в западне Пушкина», «Нобелевцы XIX века: Шолохов и Солженицын. Гении и злодеи», «Кавказский Робинзон», «Бандерша вертепа», «Кремлевские прыгуны», «Любовь инопланетянки», «Двухголовые красотки» и других.

Михаил Калинин, ученый, кандидат экономических наук, академик Международной Ассоциации региональной экономики.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Северный Кавказ и регион Каспийского моря — это мягкое подбрюшье России. Стратегический контроль союзников над территориями бывшей Российской Империи не может быть надежным, если Северный Кавказ и Прикаспийская область будут вне контроля западных держав»

Уинстон Черчиль. 1919 г.

Глава 1. КАТАСТРОФА

Горели и кровоточили завалы человеческих душ. Страна выманивала новых путешественников по жизни и выписывала им путевки на смерть — в несправедливые войны. В Афган или Чечню — безразлично. Отцы, озверев от чеченской мясорубки, грозились взять в руки автоматы. «Нас бы… нас бы прикончили, не юнцов необстрелянных, — твердили они, не владея собой, у сверкающих от холодного блеска цинковых гробов. — Мы с моджахедами бились в Кабуле, в Кандагаре, мы-то к делу всерьез готовились… как никак на чужой земле… Ну, а тут… эда-к… братья уничтожали друг друга. Рыси, волки и те загрызают не до конца… А эти, сытые «князьки», присвоили себе право говорить от имени нации. Приказали мальчишкам умирать… Еще, ох, как пожалеют кремлевские правдоборцы всех мастей…» Вспомнились слова министра обороны России Павла Грачева о мальчишках, воевавших в Чечне и умиравших с улыбкой на устах. Да, не улыбка это, Паша по кличке «Мерседес»! Это оскал, последняя судорога рта, ловящего воздух… Вот и семья Москаленко волей-неволей остолбенела. Только мертвого не поднимешь из могилы.

Иван Михайлович Москаленко привкус траурного завтра испытал не раз. Но когда?.. Еще под огнем немецких минометов в Отечественную… Взойдя на пенсионные тропы, он не ведал, что занесла над ним дамоклов меч жестокая судьба.

Ни с того, ни с сего гнилые, густые жизненные туманы выстлались в бесконечно длинные вереницы тяжелых лет.

Но пока мартовский денек вроде бы не предвещал ему ничего мрачного. И светлее будто со снегом парным, пушистым, и полон ожидания. В залежах лазури звончатые, заливистые капели к вечеру сменились легким морозцем. Роща стояла в сизых буклях изморози. Холодный воздух побелил подоконники, выступы зданий. Замшели трамвайные и троллейбусные провода, заворсилась шерсть на дворовых собаках, белые козырьки на кузовах автомобилей. В соседнем дворе гуси успели в талых снегах отмыть свои лапки. Гоготали, выхвалялись…

А с небесной холстины все падал и падал лохмотьями снег, крупный и мокрый, сочный, яблочный на вкус, нахлобучив в парке на снеголицые ели, с шишками наподобие гирь, увесистые, пышные белые воротнички. Длинноклювые сизые вороны, юркие воробьи и шустрые белки балагурили на деревьях, каркали, чирикали, пищали, сверкали перьями, крутили хвостами.

Возвращаясь с прогулки по окраине парка, Москаленко в родном дворе пятиэтажной «хрущевки» поприветствовал знакомую сухоногую старушонку в заплатанном, помятом мужском пальто, на котором еле-еле телепалась единственная пуговица. Из-под болтающейся юбки виднелись на ней шершавые мужские полуботинки.

Ивану Михайловичу стало не по себе. Он впал в тягостные раздумья о жизненной несправедливости: нищенствует. А муж-то, как и он, фронтовик, почил… И чтобы по чести схоронить его, она выходила на угол к прохожим, держа в руках пиджак супруга с тремя орденами Отечественной войны и колодками других наград. Поражали прохожих три медали «За отвагу». Кто-то, редкий, и бросит на асфальт копейки… За это ли прошагал покойник до самого Берлина? Умер опозоренный правящей стаей. Не на что было женщине похоронить солдата. Она приколола к пиджаку плакат: «Добрые люди! Братья и сестры! Помогите похоронить ветерана войны, инвалида первой группы. Лежит в морге…». На старость они копили и копили, поднасобирали двадцать тысяч. Состояние! Но тут как тут объявился Чичиков-Гайдар, отпустил цены на волю и превратил их деньжата в девяносто втором году в пыль. «Свиньи! — Москаленко потряс кулаком кому-то в неизвестном направлении. — Неужто внуки фронтовиков не одумаются: надо хоть хоронить ветеранов бесплатно?!».

Иван Михайлович медленно передвигался по двору, словно в приступе, прижимая ладонь к боку. Что-то нестерпимо ныло внутри. Его мрачные мысли прервал незнакомый прохожий, толстенький, кудрявый, средних лет мужчина:

— У церкви нищих нынче — в два угла не помещаются… Взаправду перебиваются с хлеба на воду. Перед кем ползают на коленях? Чихал я на кремлевцев! Это я-то, в дедовском зипуне, как отломанная ветка, никому не нужен, сохну, гибну!?

— Фу-ты, елки-моталки… — Москаленко ожил, словно его зацепили за больное место. — За кого, лошадиные морды, нас принимают?! Ноги вытирают, как об подстилку. Хапуги! Мы считаем копейки и граммы, зарплата — на одни заплаты! А они жируют…

Незнакомец в поношенной теплой дубленке-жилетке — верняком еще с советских времен — махнул рукой: