Чеченская конная дивизия. - [4]

Ровно в 12 часов дня назначена была атака гвардейских частей. По телефону из штабов происходила проверка часов начальников боевых участков, согласующих таким образом одновременность атаки. Стрелка часов медленно подходила к полудню. Огонь, как будто на мгновение затихший, вдруг с новой силой обрушился на противника. Перед глазами, совсем близко, из окопов, засыпаемых градом неприятельских снарядов, выходит беглым шагом густая цепь преображенцев. Одновременно сбоку появляется и другая цепь щегольски одетых красавцев, почти саженного роста. Перебежками подходят резервы. Черный дым множества разрывов заволакивает позиции противника. Немцы не выдерживают и начинают отходить...

Русская пешая гвардия после ряда атак, взяв несколько укрепленных позиций, большое количество пленных и орудий, остановилась, истекая кровью. Большинство полков понесло потери более 50% состава. Доблесть лучших полков Российской армии, и та имела предел. Полки пешей гвардии гибли, соперничая друг перед другом своей храбростью, но и они не могли под губительным неприятельским огнем преодолеть Стоходские болота и взять в лоб Ковель[6].

Гвардейская конница, подведенная тем временем непосредственно к линии фронта, стояла наготове броситься преследовать разбитого противника. Наш полк, а с ним, кажется, и вся дивизия, в эти роковые для пешей гвардии дни по тревоге был вызван на участок 3-й гвардейской дивизии. Весь бивуак сразу опустел. В темноте ночи, под зарево пожара и разрывы снарядов, эскадроны спешно выводили лошадей. Ругань и крики: «повод вправо», «под ноги канава», «вахмистра вперед» — наполнили весь лес. Эскадроны рысью, наталкиваясь друг на друга, шли куда-то в темноте. Разрывы снарядов, треск пулеметов и ружей возвещали о жестоком наступлении на деревню Витонеж. Полк остановился, построив резервную колонну. Стрельба стихла, атака гвардии была отбита... Мимо нас потянулись сотни раненых. На носилках проносили убитых и тяжелораненых офицеров.

На рассвете полк был отведен снова в лес Кроватки. Бои принимали затяжной характер. Пешая гвардия, напрягая последние силы, вела упорные бои. В первых числах августа полки гвардейской кавалерии в пешем строю сменили в окопах гвардейскую пехоту, которая, наспех получив подкрепления, с новым упорством повела наступление на Владимир-Волынск.

Эскадронам лейб-драгун по наследству от преображенцев достались окопы впереди сожженной и разрушенной деревни Райместо. Позиция находилась на краю болота, и ветер, дующий со стороны противника, нес трупный запах разлагающихся в болоте человеческих тел. Первое время, в особенности ночью, противник нервничал: беспрерывно трещали пулеметы, вспыхивали ракеты, и сильные лучи прожекторов бегали по нашим окопам. В эти дни стрелковый эскадрон лейб-драгун, отбивая одну из немецких атак, перешел сам в наступление, потеряв убитым корнета Хабарова. С рассветом обыкновенно жизнь замирала. В окопах оставались одни наблюдатели, люди же спали в глубоких землянках. В определенные часы артиллерия противника начинала обстрел эскадронов. Так тянулись дни, недели — сидение становилось скучным.

В начале сентября гвардейская пехота, неся громадные потери в своем составе, вела героическую борьбу на подступах к Владимиру-Волынску[7]. Пополнения у нее стали иссякать. Выбитый офицерский состав не мог быть пополнен, и офицеры гвардейской кавалерии, по собственному желанию, стали переходить в гвардейскую пехоту. Два наших офицера — корнет фон Бретцель 2-й и безумной отваги и храбрости георгиевский кавалер штаб-ротмистр Ставский — заплатили жизнью за свой красивый порыв.

Наступившие в этом году ранние зимние холода почти остановили активность сторон, и оба противника, в значительной степени обескровленные, стали в бездействии друг против друга.

Гвардейская конница, перед самыми праздниками Рождества смененная в окопах 1-м Туркестанским корпусом, отведена была на отдых в район города Дубно, а затем в Острог (Волынской губернии). В полках поползли зловещие слухи о назревающих в Петрограде беспорядках и о возможной переброске в столицу. В газетах печатались изменнические и предательские речи безответственных думских деятелей. Убийство Распутина, беспрерывные смены в правительстве — все это говорило о каком-то назревающем кризисе. Но в эскадронах настроение было по-прежнему бодрое и полное веры в победу; все ждали весны, а с нею и последних решительных действий на фронте[8].

В феврале месяце я уехал в отпуск в Киев, а затем в Одессу. Слухи о начавшихся в Петрограде беспорядках были один грознее другого. Передавались слухи о возможном отречении от престола Государя Императора. Не дожидаясь конца отпуска, я спешно выехал в полк. Проезжая станцию Казатин, я зашел в жандармское управление узнать новости. Я был поражен, узнав, что отречение Государя Императора — совершившийся факт. В тяжелом раздумье я вышел на перрон. Навстречу мне шел вольноопределяющийся одного из пехотных полков, явно еврейского типа; поравнявшись со мною, он нагло посмотрел мне в глаза, держа руки в карманах. Взбешенный видом этого гнусного типа, я резко подозвал его и обругал, что мгновенно придало ему должный воинский вид. Этот незначительный случай сильно меня взволновал, но впоследствие оказалось, что это была лишь «первая ласточка» революции.