Че Гевара. Важна только революция - [261]

К посылке прилагалось и письмо от Че: он писал, что просит Боррего как следует потрудиться над его заметками. Также он уговаривал его «потерпеть» с Боливией, велев «быть готовым ко второй стадии».

Критикуя сталинский учебник, Че писал, что со времен, когда создавал свои труды Ленин, мало что было сделано для усовершенствования идей Маркса, за исключением небольшого числа работ Сталина и Мао. Ленина он критиковал за то, что тот ввел в Советском Союзе капиталистические формы конкуренции, чтобы дать толчок развитию экономики в начале 20-х годов. Ленин виноват во многих ошибках советских коммунистов, и, хотя, как снова и снова повторял Че, он испытывает «восхищение и уважение» к этому человеку, СССР и страны социалистического блока обречены на «возврат к капитализму».

Боррего в ошеломлении читал эти строки и думал про себя: «Че очень дерзок, это же просто еретичество!» Он признается, что тогда решил, что Гевара зашел слишком далеко, и не поверил этим зловещим предсказаниям. Как показало время, Че был прав.

Как понял Боррего, Че надеялся, что его работы так или иначе увидят свет. «Даже если он понимал, что у нас по ряду причин не пойдут по предлагаемому им новому пути, он, наверное, надеялся, что сможет сам опробовать свои идеи, если ему удастся победить в Боливии или другой стране». На Кубе Боррего так и не нашел «подходящего момента» для публикации работ Че. Говорят, что Фидель считает их весьма опасными даже в нынешних условиях и пока не разрешает их обнародовать.

Пока Че находился в Конго и Праге, Боррего вместе с Энрике Ольтуски не покладая рук несколько месяцев трудились над «собранием его сочинений». В итоге у них получилось семь томов под названием «Че и кубинская революция». В это собрание вошли все работы, начиная с «Партизанской войны» и «Эпизодов революционной войны» и заканчивая речами Че и подборкой его писем и статей, включая некоторые ранее не публиковавшиеся. Че был и удивлен, и обрадован, когда Боррего показал ему это собрание, однако, просмотрев книги, со свойственной ему сухостью заметил: «Ну и винегрет у тебя получился».

Боррего напечатал двести комплектов семитомника и первый из них передал Фиделю, но широкая общественность так и не увидела этого издания. Книги получили руководители страны и люди из особого списка, составленного Че накануне отъезда с Кубы. В общей сложности распространено было лишь около сотни комплектов, а остальные остались на складе. В 1997 г., в тридцатилетнюю годовщину смерти Гевары, кубинское правительство наконец разрешило выпуск трудов Че «в сокращении» для всеобщего пользования.

X

Боррего тяжело было думать о надвигающемся отъезде Че, и в остававшиеся дни он старался проводить с ним как можно больше времени. Он часто ездил в дом в Пинар-дель-Рио. Равно как и Алейда.

Боррего находился рядом с Че и во время его последнего перевоплощения «в другого человека». Че не только, как всегда, вставил себе зубные протезы, делавшие его лицо толще, но и выщипал солидную часть волос на голове, чтобы приобрести вид лысеющего человека, которому уже за пятьдесят. Боррего сидел подле Гевары, пока «специалист по физиогномии» из кубинской разведки один за другим выдергивал Че волоски. Когда боль стала невыносимой и Гевара вскрикнул, Боррего рыкнул на парикмахера, что надо быть поаккуратней, но Че осадил его, сказав: «Не лезь не в свое дело».

Однажды в октябре, когда до отъезда Че оставалось уже совсем недолго, в учебно-тренировочном лагере устроили банкет и Боррего привез в качестве угощения свое любимое клубничное мороженое. Расставили столы, и все расселись. Когда наступило время десерта, Боррего, съев свою порцию мороженого, встал за второй. Тут Че громко сказал ему: «Эй, Боррего! Ты в Боливию не едешь, зачем тебе добавка? Дай полакомиться тем, кто едет!»

Эти слова больно ранили Боррего. Слезы сами собой брызнули у него из глаз. Не говоря ни слова, он встал и ушел, весь пылая от стыда и негодования. И вдруг он услышал за спиной приближающиеся шаги. На голову ему мягко легла чья-то рука и поворошила волосы. «Прости за то, что я сказал, — прошептал Че. — Ну-ну, ничего же страшного не случилось. Возвращайся». Не глядя на него, Боррего сказал: «Отвали». «Это самая большая обида, которую за всю жизнь нанес мне Че», — вспоминает он.

Когда, в довершение своего преображения, Че надел костюм и шляпу, он стал похож на мексиканского актера Кантинфласа. В таком виде за день-два до отъезда Фидель представил его группе кубинских министров как своего иностранного друга. По словам Фиделя, человека в костюме никто не узнал.

О своем прощании с Че сам Кастро рассказывает так. Они обнялись — без лишних нежностей, по-мужски, как подобает двум старым товарищам по оружию. Однако Бениньо, присутствовавший при этом расставании, вспоминает, что оно было очень трогательным.

Че устроил прощальный банкет. Все присутствовавшие чувствовали значимость момента: пришла пора выступить в бой, чтобы «освободить» Южную Америку. Была приготовлена особая трапеза: асадо, красное вино, жареный поросенок и пиво, — Че хотел, чтобы обед был «аргентинско-кубинским». Фидель много говорил: давал Че советы, подбадривал, напоминал об их былых днях в сьерре, — и все, забыв о еде, завороженно слушали его. Так прошел не один час. Наконец, увидев, что время близится к рассвету, Че вскочил: пора было ехать в аэропорт.