Чайковский. Старое и новое - [23]

По той же причине с неприязнью отнесся Танеев к обилию в симфонии "балетной" музыки, т. е., попросту говоря, к прелестным мелодиям с ясным ритмом, не обратив внимания на то, как изящно одеты эти мелодии в оркестровку.

Подход Танеева к этим сторонам музыки Чайковского весьма характерен и для других сторонников так называемых классических традиций, которые, по сути дела, классическими называются только из-за возраста их. Неприязнь именно к красивым, трогательным, запечатлевающимся эпизодам и особенно к подчеркнутой эмоциональности, к "программности" непрограммных симфоний характерна не только для Танеева. Это же явление встречается у многих западноевропейских критиков симфонии — как современников Чайковского, так и представителей нынешнего времени.

Можно себе представить, как больно было Петру Ильичу слышать эти оценки, как тяжело ему было ждать отзывов | о симфонии из Москвы, где она была впервые исполнена, и как он переживал отсутствие известий о московском концерте, находясь во Флоренции и в Кларане. "Я глубоко огорчен, оскорблен и удивлен непостижимым молчанием всех московских друзей о симфонии… — писал он из Кларана. — Я ожидал, что симфония эта должна если не тронуть и не потрясти моих музыкальных друзей, то по крайней мере заинтересовать их"65. Он, вложивший в эту симфонию все свое самое лучшее, сокровенное, ожидал, что она потрясет публику. Он думал, что все слушатели этой симфонии могут точно так же воспринимать музыку и переживать ее, как он сам, хотя иногда и оговаривался, что симфонию с первого раза понять будет трудно. И как разочарованно звучит его признание в письме брату Анатолию: "А я-то, дурак, ожидал, что все будут тронуты, потрясены, восхищены!"56

Чайковский получил телеграмму от Н. Г. Рубинштейна, в которой сообщалось только, что симфония была отлично исполнена, но в ней не было ни слова ни об отношении к ней публики, ни самого Рубинштейна. Это принесло Петру Ильичу особенно горькую обиду.

Был, одьако, один человек, который сразу по достоинству оценил симфонию, еще не зная ее программы, единственный человек, который вскоре узнал эту программу от Петра Ильича. Это была женщина, которой Чайковский посвятил симфонию, преданная поклонница его таланта Надежда Филаретовна фон Мекк,

Лучший друг

На заглавном листе партитуры Четвертой симфонии Чайковский написал "Посвящается моему лучшему другу". Петр Ильич не мог написать имя той, кому посвящена 5 симфония, потому что ни он сам, ни его "лучший друг" Надежда Филаретовна фон Мекк не желали открыть перед всеми существующие между ними отношения. Чайковскому было бы весьма неловко, если бы все узнали, что богатая меценатка платит ему весьма значительную субсидию, чтобы он, не зная нужды, мог свободно заниматься своим творчеством. Надежде Филаретовне это было бы неприятно, так как в обществе могли пойти различные разговоры, бросающие на нее тень. А между тем никаких отношений между Петром Ильичей и Надеждой Филаретовной, кроме переписки, длившейся более тринадцати лет, не было. Они никогда не встречались, если не считать нескольких единичных случаев, когда Чайковскому приходилось снять шляпу и кивнуть головой или когда Надежда Филаретовна могла видеть его издалека в театре и на прогулке.

Надежда Филаретовна родилась 29 января 1831 года в семье небогатого смоленского помещика57, усадьба которого находилась в селе Знаменском Ельнинского уезда. Отец был страстным любителем музыки, неплохо играл на скрипке и значительную часть своего времени предавался этому любимому занятию. От него Надежда Филаретовна унаследовала музыкальные способности и, вероятно, по его же инициативе получила хорошее музыкальное образование. И в детстве и в юности она часто аккомпанировала отцу, играла в четыре руки с сестрой и благодаря разборчивому вкусу отца познакомилась с лучшими произведениями великих классиков.

Мать Надежды Филаретовны происходила из рода Потемкиных, идущего от фаворита Екатерины II Григория Потемкина58. Она была противоположностью своего мужа, который почти полностью устранился от хозяйственных дел. Энергичная деловая женщина взяла в доме всю власть в свои руки и твердо руководила семьей и делами небольшого поместья. От нее Надежда Филаретовна восприняла сильный характер, умение управлять людьми, властность и независимость. Кроме того, в наследство от матери она получила богатейшую библиотеку.

Однако было бы ошибочно представлять будущего "лучшего друга" Петра Ильича только суровой бесстрастной деловой женщиной. В ней вместе с этими чертами совмещались глубокие чувства, романтический настрой, материнская любовь. Ее рано выдали замуж, и, судя по отдельным ее замечаниям (чувство долга не позволяло ей говорить об этом откровенно), замужество это совершилось без особой любви к супругу, для которого она тем не менее делала все, что было в ее силах, и он был ей предан безмерно.

Карл Отто Георг фон Мекк, которого все звали по-русски Карлом Федоровичем, происходил из старинного дворянского рода, идущего по самым удаленным в прошлое сведениям от силезского канцлера Фридриха фон Мекка, жившего в конце XV века. Внук этого канцлера переселился в Лифляндию, отошедшую в 1721 году по Ништадтскому миру к России. Таким образом семейство Мекков очутилось на территории России еще в начале XVIII века после знаменательных побед Петра I над шведами и так и осталось жить в Риге. Карл Федорович родился в 1819 году и был, следовательно, на двенадцать лет старше Надежды Филаретовны. Оставшись после смерти отца совершенно без средств, он твердо решил выбиться в люди и получить высшее образование. Так как денег на проезд у него не было, то, по семейным преданиям, он отправился в Петербург пешком. Там он поступил в институт и успешно закончил его, получив диплом инженера путей сообщения. С этим дипломом Карл Федорович определился на службу под Смоленском, где и познакомился с Надеждой Филаретовной. Состояния у него тогда, естественно, не было, и приданое невесты тоже не составляло богатства, которое могло бы избавить семью от постоянных забот о добывании средств для жизни. А семья между тем росла. К 1855 году, т. е. через восемь лет после венчания, у Надежды Филаретовны уже было пятеро детей, да еще один ребенок умер в раннем детстве. Карл Федорович служил в то время в правлении Московско-Варшавской железной дороги и, следовательно, находился, как тогда говорили, на казенной службе, получая всего 1500 рублей в год. Заметим для прояснения, что Чайковский в шестидесятых годах получал примерно такое же жалованье и едва сводил концы с концами, живя в одиночку, а Меккам надо было кормить на эти деньги огромную семью. Надежда Филаретовна вспоминала об этих годах как о периоде страшной бедности, когда ей приходилось быть одновременно кормилицей, нянькой, учительницей и швеей для своих детей, а также камердинером, бухгалтером, секретарем и помощником своего мужа. Все хозяйство держалось на ней, как в свое время держалось оно в прежней семье на руках ее матери, с той только разницей, что средств было во много раз меньше. Однако как ни трудна была жизнь, больше всего ее тяготила казенная служба ее мужа. По ее впечатлениям, государственная служба делала из человека куклу, автомат, и он должен был забывать о том, что у него есть разум, воля и человеческое достоинство. По этой причине она стала уговаривать Карла Федоровича оставить государственную службу. Муж вполне резонно заметил ей, что тогда им будет нечего есть. У Надежды Филаретовны были на этот счет свои идеи, и супруг сделал то, на чем она настаивала. Он вышел в отставку и обнаружил, что и в самом деле есть стало нечего. Сама Надежда Филаретовна вспоминала, что в это время семье приходилось обходиться двадцатью копейками в день59.