Чайка с острова Мираколо - [36]

– Говорят еще, что мы нарочно упустили отравителя. Теперь некоторые считают, будто Манриоло был тайным агентом дона Арсаго, а также его шпионом в Аримине.

Алессандро с досадой стукнул кулаком по оконнице:

– Взять бы хоть одного из этих «некоторых», и потолковать с ним хорошенько!

В глубине души он понимал, что это бесполезно. Слухи распространяются по Венетте как ветер, а вот искоренить их – это надо постараться… Махнув рукой, он отпустил Маттео; закрыл глаза, упершись лбом в прохладное стекло.

Манриоло они, конечно, найдут. Стража сейчас обыскивает каждую подворотню, каждую харчевню, каждую церковь. Чужаку в Венетте некуда скрыться, в любом сестьере он окажется на виду, а у дона Арсаго достаточно осведомителей… Одна загвоздка – Манриоло был невиновен. Алессандро доподлинно знал, что ариминец в тот вечер даже близко не подходил к кувшинам. Зря, что ли, он глаз не спускал с подозрительного гостя? А кроме Луиджи Манриоло на празднике чужих не было. Это означало самое худшее. Значит, где-то рядом с Арсаго притаился предатель.

Внизу на террасе мелькнуло светлое платье, заплескался по ветру лоскут вуали. «Джулия», – узнал Алессандро, невольно улыбнувшись. Тиски, сжимавшие голову, будто разжались, и душное тяжелое утро показалось уже не таким мерзким.

Девушка, бережно поддерживая под локоть донну Арсаго, усаживала ее в гондолу. Алессандро вспомнил, что графиня хотела сегодня посетить храм на Спиналонге, по случаю именин сына. Обычно Джулия с Инес сопровождали ее в этих благочестивых поездках, но сегодня из-за сирокко обе предпочли остаться дома.

Прислонившись к оконнице, он проводил девушку задумчивым взглядом. Чистая радость от нечаянной встречи померкла, придавленная угрызениями совести. По долгу службы ему следовало бы поделиться с графом своими сомнениями насчет синьориты Граначчи, но… он просто не мог. Из-за последних событий расследование, связанное с Терра-деи-Мираколо, несколько застопорилось. Как тут уедешь из города, когда вокруг творится такое? А поручить дело кому-то другому, позволить, чтобы другой ищейка вынюхивал ее следы, рылся в ее прошлом, безжалостно вываливая на всеобщее обозрение старые болезненные тайны… Нет, этого нельзя было даже представить!

Правда, перед самым праздником Дня Изгнания ему удалось выяснить еще кое-что. Таинственный юный аристократ, навещавший монастырь, похоже, появлялся там довольно часто. На маленьком нищем острове он бросался в глаза, как павлин в курятнике. Его хорошо запомнили несколько рыбаков, у одного из которых, по счастью, оказался на редкость чуткий слух. Он уверенно сказал, что загадочный визитер был не из венеттийцев.

– Чужак это был, судя по его речи, – заявил старик. – Точно не поручусь, но вроде ариминец.

***

Я помогла донне Арсаго удобнее устроиться в фельце, передала ей молитвенник, помахала рукой и с облегчением проводила гондолу взглядом. Да здравствует свобода! Теперь на ближайшие полдня мы с Инес были предоставлены сами себе.

Честно сказать, наши обязанности при донне Арсаго нельзя было назвать обременительными. У нас хватало времени на безделье, но вот поиски крипты пришлось отложить из-за неотступного надзора моей тетки. Даже здесь она ухитрялась меня донимать! А тут еще Скарпа с его шуточками и злобными выходками…

Впрочем, шут изводил не только меня. Во время сирокко он вел себя просто несносно, и я удивлялась, как донна Арсаго его терпит. В доме стояла духота, монотонный унылый свист ветра действовал на нервы. Джоанна, обмахиваясь веером, добродушно пожимала плечами: «Что взять с дурака? Видимо, ветер просквозил его голову и выдул оттуда остатки ума». Пульчино целыми днями пропадал в лагуне, держась подальше от отравленного города.

Только на дона Арсаго не действовали ни погода, ни тревожные вести из Золотого дворца. Он спускался к ужину в неизменно превосходном настроении, шутил со Скарпой, улыбался графине, таявшей с каждым днем, как свеча. Его энергичная натура оживляла наше общество. Теперь, когда он перестал заговаривать о свадьбе, он стал нравиться мне гораздо больше.

Вчера за ужином Скарпа, как нарочно, уселся недалеко от меня и принялся портить мне аппетит своими ядовитыми намеками. Когда Бьянка пожаловалась на опостылевший плач ветра по ночам, шут меленько захихикал:

– А может, это пение паурозо, явившихся сюда вслед за синьоритой Джулией? Я чувствую, как нечто роковое проникло вместе с ней в наш дом…

Я метнула на него уничтожающий взгляд, от которого Скарпа в притворном испуге спрятался за кувшином. Его шутовской колпак задорно топорщился, подобно петушиному гребню.

– О чем ты там бурлишь, бездельник? – спросил граф, отвлекаясь от разговора.

– О, ни о чем таком, – забормотал шут. – Я-то лишь дурачина, по чину и по личине. Но говорят, что в полнолуние даже слепцы иногда прозревают, может быть, и шут заделается пророком? – и он снова зыркнул на меня уродливыми перекошенными глазами.

Я чуть не выронила вилку. Откуда он знает? Что он вообще может знать о моих планах?!

Тем временем до полнолуния осталось две недели.

Дон Арсаго, к счастью, не обратил внимания на эту болтовню, увлеченно рассказывая синьору Сакетти о старинной рукописи, которую ему повезло недавно заполучить. Второй страстью нашего хозяина (после гонок на гондолах) было коллекционирование. Он считал себя знатоком редкостей, этаким virtuoso. В одной из комнат особняка за стеклянными витринами хранились драгоценные геммы, медали, старинные монеты и статуэтки. Мне пока не довелось полюбоваться этими сокровищами. Дон Арсаго чахнул над своей коллекцией, как дракон над сокровищницей: комната всегда была заперта, и домашним строго запрещалось входить туда в отсутствие хозяина.