Замерев, Алиса глядела на висящую у самых глаз алую живую капельку, и ей хотелось плакать от усталости и обиды. Потому что Яррану было все равно, что с ней и жива ли она вообще. И раз так, то ясно, что она для него — всего лишь оружие, полуотточенный клинок, с которым пока непонятно, как обращаться.
Деревянный меч, для которого еще не найдено заклятие, способное обратить живое дерево в холодную слепую сталь.
* * *
— Я ухожу, — предупреждая расспросы, сказала Алиса. — Не просите меня остаться.
— Могу я хотя бы узнать причину?
Она смотрела в его лицо, в глаза, слепые от растерянности и горя, и размышляла, какую из трех загодя приготовленных правд ему ответить. Первая правда была единственной: она не желала участвовать в чужой игре по чужим же и бестолковым правилам. Остальное не имело значения — слова и не больше.
— Зачем? — Алиса с видимым раздражением передернула плечами. — Разве мой ответ что-нибудь изменит? Примите это как данность: я ухожу.
— Куда?
— Мне все равно.
— Только бы не здесь?
— Да. Только бы не здесь.
— Только бы не со мной? — Он не сделал к ней ни шагу, он остался стоять все там же, у порога. За спиной у него был солнечный прямоугольник дверного проема с далекой зеленью сада, потому что входная дверь тоже была распахнута настежь. И глаза Яррана, обычно серые, как ноябрьское дождливое небо, сейчас были отчаянно зелены, и Алису пугало это. «Только бы не со мной…» Она ухватилась за эти слова, как за спасительную соломинку.
— Вы удивительно догадливы, — сказала она, улыбаясь тонкой и вежливой, ни к чему не обязывающей улыбкой. Подняла за ремешок уже сложенную сумку. Ярран по-прежнему стоял в дверях.
— Дайте пройти, — сказала Алиса.
— Подождите. — Он молчал, глядя поверх ее головы. Алиса нетерпеливо притопнула каблуком.
— Останьтесь, — глухо сказал Ярран. — Я прошу вас. Алиса. Я… я люблю вас.
— Мне нет до этого дела, — произнесла она. Голос не слушался, и Алису бесило это. Еще чего доброго, Ярран решит, будто она ему лжет. Она вскинула на плечо сумку и пошла на него, как на пустое место.
Она была уже на пороге, когда он окликнул ее. Алиса нехотя обернулась.
— Что вам?
— Скажите, Алиса… — Он говорил так, словно у него за спиной стояла вечность и ему некуда было торопиться. — Вам не страшно жить?
— Почему это мне должно быть страшно жить?
— Вы играете людьми, будто они — не люди, а тряпичные куклы. Вы не боитесь, что однажды так обойдутся и с вами?
— Хотела бы я посмотреть на того, у кого это выйдет. — Она усмехнулась, хотя на душе было гадостно. — Впрочем, — быстро оправившись от потрясения, закончила она, — едва ли этим человеком будете вы. И если честно, то это к счастью.
— Вы — не женщина, — помолчав, убежденно сказал Ярран.
— Я — это я. Не вам меня судить.
— «Они утверждают, что это хорошо, я же нашел, что дела их злы. Итак, воздается каждому по делам его».
— Аминь, — со смешком заключила Алиса и шагнула с крыльца в солнечную, звенящую птичьими голосами тишину.