Часы зла - [91]

— Но, похоже, все же пошел на это.

— Не убежден. — К моему изумлению, все подозрения Джессона сконцентрировались исключительно на Штольце. Он позвонил Эндрю и велел принести печенья, но, не дождавшись, вдруг резко поднялся из кресла. — Идемте со мной, — скомандовал он и повел меня в галерею механических чудес.

Проходя мимо фонографа, я испытал сильнейшее желание ухватить Джессона за шиворот и крикнуть: «Я обнаружил ваш идиотский свиток!» Но тут же спохватился и постарался держать себя в рамках.

— Так и знал, что все это фальшивка! — воскликнул вдруг Джессон.

— Но почему?

— Знаю, и все. В том, что мы видели казнь часов, сомнений нет. Но я уверен, то был вовсе не наш брегет. — Он объявил об этом, стоя рядом со своими драгоценными pendule sympathique.

— С чего вы это взяли?

Джессон снял чехол, защищающий раритет от пыли, и указал на напольные часы и карманные часики, угнездившиеся в специальной выемке.

— Звон, который мы слышали в фильме.

— А что не так со звоном?

Джессон протянул руку и начал крутить стрелки больших часов.

— Помните, как они звучали перед тем, когда «Королева» была… — Он выразительно чиркнул себя ладонью по горлу.

— Ну, забыть это трудно.

— Как бы вы описали этот звон?

— Не знаю. Мрачный? Похоронный?

— Да ничего подобного! — Джессон завел часы. Раздался звон. Ничего общего с той музыкой, что мы слышали в фильме Штольца. Ну вот вам, пожалуйста. Доказательство того, что все это фальшивка, придуманная Штольцем. У брегетов масса неоспоримых достоинств, но все они обладают одним весьма существенным недостатком. Невыразительным бемольным звоном. Это отличительная черта всех брегетов. А «Мария Антуанетта» Штольца пела мелодично, как птичка. Ни у одного из брегетов нет и не было такого красивого звона. А стало быть… звон поддельный. И если это так, то и все остальные ухищрения Штольца не выдерживают никакой критики. Наверное, он просто обезумел от зависти, от желания завладеть моей кожаной шкатулкой.

— И что же теперь нам делать?

Джессон бережно зачехлил часы.

— Вернуться к исходной позиции.

Через секунду-другую я сообразил:

— Так вы считаете, у Штольца нет часов? Но вы же были уверены! К тому же в вашем свитке… — Я осекся, но слово, как известно, не воробей. И потом с меня было достаточно. — Все кончено, мистер Джессон.

— Что именно?

Указав на часовой механизм, я со значением произнес:

— Хозяин и раб отныне не вместе.

— Как прикажете это понимать?

— Идемте со мной. — Я вышел из галереи в салон и остановился у глобуса. — Ведь Штольц не единственный, кто сочиняет байки, верно? — Я крутанул глобус, тихий шорох внутри подтвердил, что свиток на месте. — Хотите, поговорим об ином предмете насмешек? А начнем с расхожего вашего выражения. О том, что лично вы находите рай угнетающим местом. — Глобус остановился. — Вот так. Я знаю все. Знаю о моей реинкарнации в образе пажа, жалкого мальчишки на побегушках. — Я нашел на глобусе островок, по очертаниям напоминавший почки, надавил на потайную кнопку. Глобус распался на две части.

— Но как? — пробормотал Джессон. — Когда?..

— Случайно наткнулся. Во время поисков «Часослова». — Я извлек свиток. — Если б вы воздержались от каламбуров на тему рая, мне бы и в голову не пришло сунуться сюда. И я бы не узнал, что вы воруете мои мысли с целью сочинить исторический роман весьма сомнительного свойства.

— Вы начитались Генри Джеймса. Что я могу сказать в свое оправдание? Да хотя бы то, что вы такой же вор, как и я, ничуть не лучше. Да, верно, я хранил эти бумаги втайне, но по крайней мере не зашифровывал их в отличие от некоторых. И не носил с собой записной книжки, привязанной к лацкану пиджака!

— Я успел продвинуться дальше своих записных книжек, мистер Джессон!

— Неужели? Но разве для вас, Александр, я был не более чем возможностью громко заявить о себе, удовлетворить жажду самоутверждения? Паразит, живущий во мне, снедает и вас. И еще помните: любые записи подобного рода есть не что иное, как воровство. Я хоть по крайней мере платил за то, что краду. Я хотя бы пытался написать роман, Александр. А что пользы от ваших зашифрованных записей?..

Эта атака окончательно взбесила меня.

— Почему вы вечно искажаете факты?

Джессон злобно усмехнулся:

— Скажите, Александр, вы когда-нибудь признаете свои ошибки? Напомните, как звали того человека, который пытался доказать, что библиотекари — люди без эмоций?

— Да идите вы к дьяволу со своими эмоциями! Вы никогда не собирались по-настоящему работать вместе со мной, мистер Джессон. Я никогда не был вашим Босуэллом.

— Н-нет, были, — пробормотал он. — И я надеюсь, до сих пор им являетесь.

— Ничего подобного! Я читал ваши наброски. И меня вовсе не греет идея быть вашим преисполненным сомнений пажом.

— Это раб преисполнен сомнений. Ладно, как бы там ни было, признаю, данные строки могли показаться несколько оскорбительными. И потом вы уже больше не похожи на пажа, Александр. Не хочу показаться снисходительным, но вы за последнее время очень выросли.

— Вот это верно. Теперь я уже способен вкусить всю прелесть предательства.

— Что это вы имеете в виду?

— А вот что. Неужели вы думаете, что Штольц в одиночку придумывал все эти трюки в ангаре? Неужели вас не насторожил тот факт, что механическое пианино играло там «Часы» Гайдна?