Часы. Пальцы чешутся. К чему бы? Вечеринка на хэллоуин - [182]

— Что-то здесь не то. У Луизы Ллуэллин-Смайд, насколько я знаю, недавно было обострение артрита. Посмотрите на ее последние письма в нашем архиве. Точно говорю, здесь что-то нечисто.

Фуллертон согласился с ним и приказал отослать дополнение на графологическую экспертизу. Заключения нескольких экспертов целиком совпадали: дополнение к завещанию написано не Луизой Ллуэллин-Смайд. Да, подумал тогда Фуллертон, жадность до добра не доводит. Написала бы: «В благодарность за неусыпную заботу и внимание, равно как за проявленные доброту и привязанность завещаю…» и все… Как прежде начиналось, так же надо было и начинать, а потом проставить кругленькую сумму, якобы отказанную барыней верной служанке. Родственники, конечно, подумали бы, что старуха уж чересчур расщедрилась, но возражать бы не стали. А оставить их вовсе ни с чем — это уж слишком. И, главное, кого? Племянника, который в четырех завещаниях подряд на протяжении последних двадцати лет значился как единственный наследник! И потом, завещать все чужому человеку — совершенно не в характере Луизы Ллуэллин-Смайд. Даже окажись завещание подлинным, любой суд удовлетворил бы иск о злоупотреблении влиянием. Да уж, девица явно перестаралась. Уж больно страстной и непосредственной натурой она оказалась. Возможно, миссис Ллуэллин-Смайд действительно что-то ей обещала в награду за доброту и внимание. Или просто из чувства симпатии, которую, вероятно, начала испытывать к этой девушке, с готовностью исполнявшей любую ее прихоть. И эти обещания навели Ольгу на мысль, что она достойна не просто награды, а большего… Старая барыня должна оставить ей все свое имущество. Она завладеет всеми ее деньгами. Деньгами, домом, одеждой и драгоценностями. Всем! Вот до чего доводит алчность. И вот теперь ее настигло возмездие.

И все-таки, сам того не желая, вопреки собственным принципам, устоям и стереотипам, Фуллертон жалел ее. Жалел всем сердцем. Слишком много на ее долю выпало страданий. Детство в стране с ужасным авторитарным режимом, смерть родителей, сестры, брата, постоянный голод, страх, унижение… Слишком уж благодатная почва, чтобы в человеке проснулась жажда к деньгам. Разумеется, это качество было заложено в самой ее натуре, но до сих пор у него не было возможности проявиться во всей своей полноте. И вот теперь такая возможность появилась.

— Все против меня, — говорила Ольга. — Все. И вы тоже. Вы не верите мне, потому что я иностранка, потому что я всем здесь чужая и не знаю, что говорить и что делать. Почему вы не хотите мне помочь?

— Потому что это практически невозможно. Единственный выход — чистосердечно во всем признаться.

— Если я скажу то, что вы хотите от меня услышать, это будет самая настоящая неправда. Завещание составила хозяйка. Составила и подписала. А затем она сказала, чтобы я вышла и его подписали другие.

— Имейте в виду: всегда найдутся люди, которые подтвердят, что очень часто миссис Ллуэллин-Смайд даже не знала, что именно она подписывает. Она далеко не всегда просматривала то, что давали ей на подпись.

— Ладно, тогда выходит, она не знала и что говорит.

— Дитя мое, — мягко проговорил Фуллертон, — у вас есть смягчающие вину обстоятельства: во-первых, вы никогда не привлекались к суду, это ваше первое дело, во-вторых, вы иностранка и не слишком хорошо владеете английским. Поэтому вы можете отделаться совсем небольшим или даже условным сроком.

— Все это неправда. Сплошная неправда. Меня засадят в тюрьму и никогда больше не выпустят.

— Вы несете вздор, — строго сказал Фуллертон.

— Лучше я сбегу! Сбегу и спрячусь, чтоб никто меня не нашел.

— Вас найдут, как только будет выдан ордер на арест.

— Не успеют, если бежать сейчас же. Мне надо уехать из Англии. На корабле или самолете — все равно. Нужно только найти кого-нибудь, кто продает паспорта и визы, или что там надо иметь… А дома у меня есть друзья. Есть люди, которые меня любят и помогут скрыться. Я изменю внешность, надену парик… буду ходить на костылях…

— Послушайте, — как можно убедительнее проговорил Фуллертон, — мне действительно жаль вас. Я поговорю с одним знакомым адвокатом, и он сделает для вас все, что в его силах. Но не надейтесь, что вам удастся скрыться. Вы точно ребенок.

— У меня хватит денег. Я скопила, — гордо заявила девушка и, помолчав, добавила: — Я знаю, вы желаете мне добра. Просто вы ничего не можете сделать, потому что связаны по рукам и ногам своим законом. Но кто-нибудь мне поможет. Кто-нибудь поможет. И спрячет там, где меня уже никто и никогда не найдет.

И пока ее действительно никто не нашел, подумал Фуллертон. Хотел бы он знать, очень хотел бы: где она сейчас?

Глава 14

Эркюля Пуаро провели в гостиную особняка «Яблони» и заверили, что миссис Дрейк не заставит себя ждать.

Откуда-то — насколько мог судить Пуаро, из столовой — доносился ровный гул женских голосов. В ожидании хозяйки дома Пуаро пересек гостиную и, подойдя к окну, принялся разглядывать сад. Это был на редкость опрятный и ухоженный, тщательно спланированный и старательно усмиряемый сад. Уже отцветали намертво привязанные к подпоркам буйные осенние георгины; едва теплилась жизнь в последних хризантемах, и из последних сил боролись с наступлением зимы одна-две упрямые розы.