Часы любви - [68]

– Пожалуйста… отпустите меня. Я устала. Мне нужно отдохнуть. – Равенна опустила взгляд на удерживавшие ее руки.

– Останься. Выпьем вместе и отпразднуем.

– Нет. Мне нехорошо.

Ниалл опустил руки, позволив девушке отступить.

– Равенна? Она остановилась.

– Похоже, ты приуныла. Отчего же?

Она не ответила. Ей казалось, что граф, наконец, оставил ее в покое, однако Равенна вдруг ощутила его руку на своей талии.

– Останься. Давай отпразднуем мою победу над невежеством и глупостью. С гейсом покончено. – Он вновь повел ее к креслу с подголовником и заставил сесть.

Равенна молча наблюдала, как Тревельян отошел к столу, где на серебряном подносе стояло несколько бокалов. Он наполнил один из них, а когда наклонился к ней, подавая вино, – словно забыв, кто она такая, словно представив себе, что проводит вечер в библиотеке со своей любовницей, – слегка прикоснулся к ее губам.

Потрясенная Равенна широко открыла глаза. Лица их разделяли буквально какие-то дюймы. Лицо Тревельяна осветила кроткая улыбка, и Равенне вдруг представилось, каким граф был в молодости.

– Я забылся. – Ниалл блеснул ровными белыми зубами. – Помнится, я поклялся, что право следующего поцелуя будет принадлежать тебе.

Проклиная его, проклиная себя, Равенна облизнула губы, жаждавшие прервавшегося поцелуя. Ниалл уже собрался выпрямиться, и тут что-то стиснуло сердце Равенны, словно физически оплакивавшей несостоявшийся поцелуй. Она знала, что никогда не поймет, что именно заставило ее так поступить. Быть может, отчаяние или восторг… или просто потребность воссоздать мечту. Но, вне зависимости от причин, она поднялась навстречу графу и со всем упрямством своей сиротской души припала губами к его рту.

Она ожидала, что Ниалл отпрянет как от ожога. Не уверенная в том, что поцелуй ее принят с одобрением, она провела дрожащей рукой по его щеке. К невероятному ее удовольствию, Ниалл оторвался от ее губ и поцеловал ее руку, припав жаркими губами и языком к ее нежной ладони. А потом он стал покрывать поцелуями ее шею.

Застонав, запрокинув голову, она безвольно требовала продолжения. Ниалл уступил – самым мастерским образом. Пальцы его оказались в волосах Равенны, высвобождая из них шпильки черного дерева. Вторгнувшийся в ее рот язык своим прикосновением послал ее душу к небесам. Равенна почти боялась этого откровенного в своей интимности поцелуя, но она хотела его. Поцелуй этот казался ей столь же необходим, как следующий, и – он скоро понравился ей, слишком понравился, судя по внезапной дрожи, охватившей ее тело.

– Сколь сильны твои чары, колдунья, – простонал граф, проведя рукой по ее стану.

Равенна жалобно запротестовала, но Ниалл вступил во владения. Рука его легла на скрытую корсетом грудь, а протесты Равенны утонули в новом, до глубин души пробирающем поцелуе.

От его рта в ее тело распространялся жар, до которого было далеко очагу. Шерстяное платье, не способное согреть ее в холодных каменных коридорах, жгло теперь и щипало ее тело, требуя, чтобы она сбросила его. Пригнувшись вперед, Ниалл поцеловал ее грудь, еще прикрытую тканью. Она едва не зарыдала от облегчения, ощутив руки Ниалла на своей спине; пальцы его с мучительной неспешностью, дюйм за дюймом расстегивали крючки, удерживавшие на ней платье.

– Обещай мне… – прошептал он, задыхаясь. – …Ты откажешься от Маккумхала…

Равенна едва слышала его. Припав головой к груди Ниалла, она всем существом впитывала его запах. От Малахии разило потом, мускусным запахом возбуждения. От Тревельяна пахло чистотой и здоровьем. К этой гамме примешивался и еще один запах – более тонкий и, несомненно, более могущественный. Он нашептывал нечто о древних и темных тайнах, о запахе сажи, распространяющемся от костра друида, о дымной пороховой струйке, висящей в воздухе после дуэли. Опасный, соблазнительный, неестественный запах. Но Равенна обнаружила, что не способна надышаться им.

– Впредь никакого Маккумхала… – задыхался Тревельян. Рука его прикоснулась к теплой коже. Ниалл тянулся дальше, и один или два крючка отскочили. Равенна вдруг подумала: неужели у него хватит терпения, чтобы извлечь ее из панциря, который представляла ее одежда.

Ниалл расстегнул еще пять крючков и спустил платье с ее плеч. Едва ли не с благодарностью ощутила она, как сдались крючки корсета, позволяя ей легко дышать, пока губы его прикасались к ее ключице, а язык прожигал себе путь в ложбинках горла. Корсет упал, за ним последовало и платье, задержавшееся на бедрах. На Равенне оставалась одна лишь ночная рубашка, и, не тратя времени, Ниалл стащил ее с одного плеча Равенны, обнажив розовый сосок.

Ниалл пригнулся к ней. Рука его сперва оставалась на ее нагом плече, а потом медленно поползла вперед, разыскивая свое сокровище.

– Обещай мне… – шептал он.

Она застонала в смятении и неуверенности.

Рука Ниалла двигалась дальше. Сердце колотилось в ее груди, требуя его прикосновений. И все же Равенна молила в душе, чтобы он не торопился. Тревога пронзила ее, когда она представила себе руку Ниалла на своей груди. Никто еще прежде не прикасался к столь интимному месту.

Опустив голову, он вновь взялся за рубашку… потянул еще раз, открывая полностью грудь.