Часы Фишера - [15]

Рейкъявик-72 принес ужасающие результаты.

Югославия-92, может быть, чуть менее рельефные.

Открываю Гоголя, собрание сочинений, повести, том 3-й, Москва, "Художественная литература", 1959. "Шинель", стр.131: "Один директор, будучи добрый человек и желая вознаградить его за долгую (разрядка везде моя - Л.Б.)службу, приказал дать му что-нибудь поважнее, чем обыкновенное переписыванье; именно из готового уже дела велено было ему сделать какое-то отношение в присутственное место; дело состояло только в том, чтобы переменить заглавный титул да переменить кое-какие глаголы из первого лица в третье. Это задало ему такую работу, что он вспотел совершенно, тер лоб и наконец сказал: "Нет, лучше дайте я перепишу что-нибудь". С тех пор оставили его навсегда переписывать. Вне этого переписыванья, казалось, для него ничего не существовало".

Мудрый гоголевский герой, казалось бы, вогнал себя в самую тупую, примитивную часть работы, превратил(ся) в автомат. Но представим себе некий конкурс, соревнование переписчиков. Там будут сравниваться не только почерки (по красоте - субъективные судейские оценки - эстетичности, разборчивости), но и приниматься во внимание количество ошибок: жюри должно включать в себя специалистов в области грамматики, правильности русского языка. И вот их оценки, во всяком случае подсчеты описок, ошибок, помарок, совершенных при переписывании совершенно одинаковых или сопоставимых, сходных по сложности текстов - это уже в какой-то, а может быть и в почти полной, мере объективный показатель.

Если тот же (такой же, такого же типа... ну, тут пожалуй, уж и сам тип будет другой, сделается несколько иным!) конкурс устроить с директорскими привнесениями, заставить участников переписывать бумаги с изменениями ("переменять" титулы и глаголы - далеко не верх чиновничьей сложности!), то всем видимые доказательные, наглядные критерии спрячутся, замутнятся, размоются. А в "случае Башмачкина" все яснее и проще - кто сколько раз ошибся, написал не ту букву, пропустил букву или две, вынужден был исправить написанное и т.п.

Вот на таком, тупо-копировочном, то есть собственно-переписочном конкурсе у Акакия Башмачкина, согласитесь, были бы (возникли бы) совсем неплохие шансы попасть в число лауреатов; кстати, и почерк у него был отработан неплохо.

Если бы будущие и настоящие (что, видимо, одно и то же) партнеры Фишера чуть пристальнее вгляделись в его вполне органичную (для него), ограничивающую (это - само собой разумеющееся, общепринятое мнение) манеру, возможно, им стало бы... страшновато. Потому что она, манера эта, установка эта, слишком уж отточенная, слишком по большому счету упрощенно-констатирующая, уплощенно-сфокусированная и... труднопреодолимая. И, следовательно, вероятно (весьма вероятно) не так-то просто аннулируемая... возрастом.

Да, Фишер сознательно, строго отказывается от собственных, сколько-то оригинальных замыслов (которые ведь приходится куда ж ты денешься! - изобретать, открывать, формулировать за доской, под тиканье часов; которыми можно увлечься - еще бы, родные ведь детища! - к которым вполне можно (и это как бы извинительно - до того естественно) быть (стать) необъективным). А тут еще особенности шахмат как игры, которая в любой момент может - и от этого тоже никак не избавиться, никуда не деться! - а иногда как бы и обязана стать... азартной. Тем более, что это, как-никак, интеллектуальное соревнование, острейшее соперничество, так сказать, двух умов, двух нервных систем, со строжайшим соблюдением довольно изощренных правил.

Сейчас Фишер, не участвующий в соревнованиях, как говорится, текущего репертуара, "навис" над мировыми шахматами - со своей подстерегающей, наказующей, поистине инспекционной, хотя и упрощающей его подход (к шахматам) манерой.

И избрана (выбрана) она, повторяю, не потому, что является наиболее жесткой, но - наиболее сподручной, наиболее, если хотите, рациональной.

Чтобы ее как-то... ну, купировать, ограничить - хотя как именно это сделать, трудно, очень трудно сказать (определить) даже наметочно, приблизительно, - и самому Каспарову пришлось бы... совершать как раз не лишенные сложности внутренние маневры. Да и неизвестно еще, в какой мере он лично, Гарри Кимович, открыл и осознал, обдумал, промоделировал для себя это, столь "простенькое", оружие Роберта Фишера.

А вот если он разберется как следует со всеми (или хотя бы основными) трудностями нейтрализации, не откажется ли он заранее - от мыслей о каких бы то ни было контактах с Р.Фишером за доской?

Скажем, совсем упрощая: беда в том, что бороться с Фишером на данном поприще, бороться его же, как принято в подобных случаях выражаться, оружием, означает не больше не меньше, как повторить сам путь Р.Фишера в шахматах (и - к шахматам), "скопировать" его повседневное отношение к ним, его рабочую манеру, его стиль и само содержание подготовки.

Но кто на это способен?

Кто способен так перестраиваться, да к тому же практически уже не вполне в первой половине творческой жизни? Именно творческой, а не только (и не столько) спортивной.