Часы бьют полночь - [2]

Между лопатками ударило твёрдое, холодное, и Оля всё-таки потеряла равновесие. Тонко взвизгнула, неловко взмахнула руками, с размаху ударилась коленками о чёртов лёд: те протестующе заныли. Обернулась через плечо, заранее внутренне закипая.

— Какая паскуда снежком кинула?!

Небольшая стайка ребят помладше взорвалась издевательским хохотом. Оля не успела даже встать: пока ноги разъезжались на льду, пацаны порскнули врассыпную. Только их и видели. Самих бы так по гололёду повозить, придурков малолетних. Желательно носом.

Она заворчала и ещё раз попыталась встать. Сумка тянула вниз, а промокшие колени холодило. Вивла опять будет ругаться, что ученики выглядят как бомжи. Как будто сама на льду ни разу не падала.

— Помочь? — раздалось сверху. Голос был знакомым, и Оля вскинула взгляд вверх, привычно мотнула головой, поправляя лезущую в лицо тёмно-каштановую косу.

— О, привет, — она попыталась улыбнуться, но обветренные на холоде губы отозвались протестующей болью. Вот ведь! Опять гигиеническую помаду дома оставила. — Если не сложно — давай. А то эти мелкие совсем уже страх потеряли.

— Ты про младшеклашек или про хреновину у тебя за спиной? — как ни в чём не бывало поинтересовался Женька, протягивая Оле руку и одним резким движением поднимая на ноги. Та только отмахнулась.

— Хреновина мне что сделает, она маленькая. Младшеклашки, конечно! Снежками кидаются и тут же удирают, пока пытаешься встать, — пожаловалась она. — И ведь на дороге даже снега почти нет, так что в ответ не кинешь. Уф. И спасибо.

— Так на то и расчёт, — заметил одноклассник и усмехнулся. — Не за что.

Он в последние дни вообще изменился. Как будто история, что тяготила его всю жизнь, канув в Лету, наконец-то дала ему свободу. Олю это не могло не радовать. Пусть цена, которую им всем пришлось заплатить, оказалась слишком велика, пусть теперь ей всю жизнь придётся отводить глаза от гротескных изломанных фигур, источающих голод — ничего страшного.

Оля привыкнет. Раньше ей всегда казалось, будто в её жизни, затерянной в сонном подмосковном городке, происходит слишком мало интересного.

Теперь интересного было выше крыши, но она и с ним начала свыкаться.

— Пошли, — позвал Женька, — опоздаем же.

С каких это пор тебе стало важно, во сколько ты появляешься на уроках, хотела было съязвить Оля — но увидела бесформенную громадину, что притаилась в углу и косила на них дурным глазом, и поспешила согласиться с одноклассником. Нечего долго стоять на одном месте, если ты — из тех, кто может видеть всякую нечисть.

Ноги на льду больше не разъезжались, а потом скользкий участок и вовсе закончился, оставив дорогу мокрой и чёрной, всё ещё пахнущей сырыми листьями. Точно октябрь ещё не прошёл, точно не лежит по обе стороны от тропинки грязный ноздреватый снег.

Сугроб взорвался мелкими мокрыми комочками, забрызгав и без того пострадавшую Олину куртку, и из снежного завала показался чей-то любопытный нос. То ли крыса неведомо как зарылась в снег, то ли какая-то из небольших тварей…

— Интересно, — заметила Оля, — когда они изменяют что-то, как это видят обычные люди?

Этот вопрос не давал ей покоя с того самого дня, когда она обрела способность видеть скрытое и ощущать неведомое. Если тварь пройдёт по снегу, чьи следы увидят сторонние наблюдатели? Если швырнуть в чудище снежком, разобьётся ли он о пустоту для тех, кто не способен замечать их?

— Ты меня спрашиваешь? — отозвался Женька. — Если кто и знает ответ, то это ты. Разве нет?

Точно. Он-то их видит с рождения, по праву наследства. Оля нахмурилась.

— Тогда, в твоей квартире… я видела только темноту. Может, какой-то морок? Отвод глаз? Видят, но тут же забывают, что-то вроде того?

Одноклассник только пожал плечами, и снова повисла тишина. Видят, но тут же забывают… о чём-то Оле это напомнило, о чём-то мерзком, точно послевкусие после дрянной еды, о чём-то, что ощущалось, как горечь на языке.

Так возвращаются мыслями к неприятности, которая ещё не случилась, но неминуемо должна произойти, и Оле не нравилось, что она не может о ней вспомнить.

— Мне снился сон… — пробормотала она и осеклась. Сон ли это был? Все, что Оле запомнилось — тягучее, сосущее ощущение невероятной пустоты, которое не давало спокойно мыслить. Кажется, ей снилось, будто она… в метро? Взрослая? И одна?

Оля не сразу заметила, что Женька смотрит на неё, и на его лице застыло неясное сочетание озадаченности и… понимания? Он разом посерьёзнел, и, хотя на улице галдели дети и шумел ветер, ей показалось, что вокруг повисла гнетущая тишина.

Женька подождал несколько мгновений, прежде чем всё-таки поторопить её.

— Так. Сон. И что? Он какой-то странный?

Оля задумалась. Расплывчатое серое марево вспоминалось с трудом: ей будто приходилось прорываться через густой туман, опутавший мысли.

«Словно из памяти аккуратно удалили огромный участок, оставив все ниточки, что тянулись к нему, болтаться посреди пустоты». Чья это мысль? Её же? Или чужая, слишком точная и жестокая, чтобы принадлежать Оле?

— Там… — голос звучал неуверенно: она всё никак не могла вспомнить, что конкретно ей снилось. — Там не было тебя.